— Да, но я жив, а, Урк вылезет и начнет действовать.
— Он будет воевать в отрядах квистории, вот и все.
— Я его ненавижу, — сказал я.
— Резонно. Ты у нас вообще умница.
— Пилли!
— Что «Пилли»?! Лежи тихо, а я пойду, пора…
— Да, да, иди, Пилли, иди. А они не бомбят нижний город?
— Представить подобную бомбежку может только такой дурачок, как ты. Толщина «потолка» нижнего города внушительна и имеет мощнейшую прокладку. Не бомбят, а стараются его отбить, взять через спуски в него.
— А как вообще положение, общее?
— Ситуация в наших руках. Но у них лучше техника и ее больше, а армия — это профессионалы, а повстанцы — нет.
— Но геллы! — сказал я.
— Если бы ты видел, как они гибнут, — как дети; иногда такое ощущение, что они лишены всякой осторожности — безрассудная месть за столетия рабства. Их трудно сдерживать. — Это все она произнесла совсем тихо, из-за Латы.
— Что еще, ну, скажи же? — настаивал я.
— Доктор Бамбус придет навестить тебя.
— Да я не об этом! Где Фи-лол, а, Тул, а. Шарт?
— Все живы! Погиб Палиф, помнишь, ученый по биополям?
— Ка-ак?!
— Он взорвал одну из казарм квистории с тысячами солдат.
— А Олиф, Кирст как, ну, ученые? — спросил я.
— У Рольта. Воюют. Кстати, их группа захватила еще пару таких же фигур, как уль Патр.
— А сам-то где, Горгонерр?
— Слухи подтвердились, у него есть свой подземный город — мощнейшая крепость. Слухи, что он там.
— А как в стране, а? В других местах.
— Раньше наши позиции были потверже. Тюрьмы пустуют. Началась война — всех в тюрьмах перестреляли.
— Пилли, что же будет, а?
— Мы победим, — сказала Пилли. — Но будет очень много крови. Это такая война, которую мы не имеем права проиграть, иначе…
Заработал ее коммуникатор, ее вызывали — полно раненых.
Пилли ушла, и тот ее укол, который сбил мне температуру и разбудил меня, теперь подействовал усыпляюще, и я снова уснул. Вообще, когда Пилли произнесла слово «температура», на меня пахнуло чем-то земным, домашним и привычным. Я уснул легко, спокойно и спал, кажется, долго и уютно как-то, так что потом, когда пробудился, тоже долго лежал, не отдавая себе толком отчета в том, проснулся я или все же не до конца, и что это продолжается во мне — жизнь, или сон, похожий на жизнь. В какой-то момент лицо Орика склонилось ко мне, а руки мягко легли на плечи (я открыл глаза, или они и были открыты?), но и надавили потом мне на плечи, чуть сильнее…
— Это я, — сказал он, улыбаясь. — Привет, Митя!
— Может, я сплю? Что-то я запутался. — И я крепко сжал его руку.
