— Вероятно, уль Орик, — сухо сказал Горгонерр, — вы довольны подобным обстоятельством?
— Почему, квистор? Этот вопрос многосложен, по крайней мере, мои ощущения не однозначны.
— Я не понимаю подобных логических игр, — строго сказал Горгонерр. — Мне известно, вы, как член оппозиции, всегда выступали в гуманных, так сказать, целях против этой машины.
— Вы помогаете моему ответу, квистор. Да, я выступал в правительстве против этой машины, в правительстве, а не на площади перед повстанцами с призывами ее уничтожить.
— Какая разница? — почти резко сказал Горгонерр.
— Разница есть, и я вам ее объяснил. Только что.
— Простите, уль Орик, сейчас я занят не столько размышлениями о ваших принципах и реакциях, сколько о ситуации предательства. Оба ученых, следивших за машинами, и их семьи, жены — исчезли. Как они могли выдать местонахождение машины? Они же не…
— Не знаю, как, — перебил его Орик. — Не вы же и не те двое членов правительства, знавших тайну, выдали ее.
— В себе-то я уверен, — едко рассмеялся Горгонерр, — но теперь не очень-то доверяю своим коллегам. Оба ученых не только не знали, что это за машина, но знали даже абсолютно иное ее назначение: охрана всеполиторского воздушного и космического пространства над планетой.
— Они что, — спросил Орик, — не могли догадаться, эти ученые, что вы их, скажем изящно, — дезинформировали?
— Нет, догадаться они не могли.
— Если так, квистор, — сказал Орик, — тогда, простите, ищите разгадку в среде посвященной элиты. Увы!
— Конечно, мы построим новую машину, построим, но не сейчас, а когда выиграем войну, да поможет нам Чистый Разум!
— Вы полагаете, война будет? — спросил Орик.
— Да ну вас, право! — резко сказал Горгонерр. — Если взорвали машину, вы что думаете, повстанцы на этом успокоятся?
— Простите, квистор, — сказал Орик, — мне неприятен ваш тон и ваше небрежное отношение к собеседнику.
— Извиняюсь, — сухо и нехотя сказал Горгонерр. — Теперь, когда геллы свободны и, допустимо, озлоблены, стоит подумать и об уступках. Кстати, как это именно гелл мог швырнуть бомбу, это с их-то добродушием?
— А разве вы не помните историю с геллом, повредившим голову, — биополе перестало на него влиять.
— Но как он проник в мой кабинет?
— Раздавил стекло.
— Не смешите меня! Оно непробиваемо.
— Значит, лазером. Кое-где они…
— Они давно запрещены. Законом.
— К употреблению. Но где-то же они сохранились?
— Но стекло не было оплавлено.
— Даже я больше знаю, — сказал Орик. — Этих следов и не могло быть, частично стекло было разрушено взрывом.
