Она давно видела, что руку тянет Рублев. Уже воздух втягивает...
— Н-насчет записки...— не дожидаясь разрешения, начал он.
— Достаточно! — властно перебила она его.— Мне деньги платят не за дискуссии с вами. И, согнав с лица все признаки недовольства и волнения, возобновила урок: — Мы остановились на том, что существовавшая в то время система отношений в обществе неизбежно порождала в представителях правящего класса и их детях эгоизм, потребительское отношение к жизни, духовную пустоту и чванство...
После литературы по расписанию было еще два урока. Но Колюня сразу после звонка на переменку как бы дематериализовался. Малышева встретила Братьев в буфете и в два счета выяснила, что те пострадали безвинно. Она сокрушала окаменелый коржик, запивала его компотом и недоумевала: кто же вокруг этой записки столько туману развел? Пойти в кино на дневной сеанс с двумя и даже с одним мальчишкой — что в этом особенного?
...Бабуля была дома, Рублев обрадовался этому: будет с кем поболтать, душу отвести. Сидение за партой в одиночку угнетающе действовало на него. Да и забыть про инцидент с запиской тоже не мешало. Хотел публично признаться, что ее послал он, да Наталья помешала. «А ты и рад»,— откровенно сказал ему «внутренний голос».
— Половина учителей болеет,— опередил Колюня вопрос бабули, почему вернулся из школы так рано.— Да и как им не болеть? С нами, наглыми, железные нервы надо иметь. Скорее бы переводили на машинное обучение, что ли...
— Есть сейчас будешь или потом?
— Так устал — даже есть не хочется. И некогда. Уроки, общественная работа...
Бабуля никогда точно не знала, правду эта балаболка говорит или, как всегда, дурь выламывает. На всякий случай она пошла разогревать щи, отбивную котлету и допекать пирог с яблоками. Колюня же, напевая боевой мотивчик, ногой открыл дверь в свою комнату, ногой же и закрыл.
Бросил сумку на стол, подошел к зеркалу. Ну, Рублев, ну, рыжий прохвост, заварил ты кашу с этим культпоходом в кино! Смешнее всего будет, если Валерку, здорового лба, и ее пропустят, а тебе посоветуют прийти попозже, с паспортом. Фильм-то: дети до шестнадцати не допускаются. Боятся, вдруг детки узнают то, что они давным-давно знают. Нет, дудки, я уже не маленький. Маленьким меня школьная форма делает. А как облачусь во все фирменное, у билетерши дыхание перехватит от почтения. Он открыл дверцу шифоньера. Вельветовый пиджак с борцовскими плечами — вот что его состарит сразу лет на пять!
