Люся (точно оправдываясь). Все-таки свой человек. (Помолчав.) Вы знаете, я так по Шуре соскучилась, очень хочется поскорее поглядеть на него. Я только боюсь, он меня увидит и ужасно разочаруется. Я совсем чумичкой стала, и вот видите, какие руки. Страшно глядеть! А прежде я была такая хорошенькая, особенно когда на телеграфе работала, такая стройная, миленькая, многие удивлялись. А вы знаете, как мы с Шурой познакомились? Очень смешно! Он какой-то девушке свидание назначил у телеграфа, а она не явилась, он ее целый час прождал и был ужасно злой. А я как раз с работы шла, он меня увидел и сразу влюбился до безумия. Смешно, правда? Ну ладно, хватит о Шуре. Давайте лучше об Ольге Петровне говорить, чтобы вам не было обидно. Вы, пожалуйста, не горюйте, Михаил Иванович, что о ней нет известий. Конечно, восемь месяцев большой срок, но ведь война, мало ли что бывает. И потом, она не знает вашего адреса, не знает, что вы ранены были.
Стучат в дверь, и из коридора слышен женский голос: «Люся! Люсенька, вы не спите?»
Соседка зовет. (Выходит из комнаты и сразу же возвращается.) Вы подумайте, Михаил Иванович, как хорошо-то. Соседка с работы вернулась, а у нее, оказывается, письмо от Шуры лежало с самого утра. Верно, пишет, с каким его поездом ждать. (Разрывает конверт.) Нет, глаза у меня болят, прочтите, Михаил Иванович.
Лаврухин. Но, может быть, там что-нибудь личное, Люсенька.
Люся. Да ведь вы все равно свой. И потом, он такие письма пишет художественные. (Подвигает к нему лампу.) Читайте.
Лаврухин (читает). «Люся, милая, прощай, через несколько часов я уезжаю на фронт. Ты знаешь, когда я болел, Ольга спасла меня, вернула жизнь. Нет, не в жизни дело, она заставила меня стать другим, понимаешь? И вот сейчас я с отчаянием убеждаюсь, что мне трудно, мне невозможно жить без нее.» (Поднимает глаза на Люсю.)
Люся (тихо). Ничего. Читайте.
Лаврухин (продолжает читать). «Недавно я встретил человека, который был с Ольгой в Лозовой. Он рассказал, что Ольга была ранена и, вероятно, попала в руки фашистов. Пойми, я не могу больше оставаться в тылу. Мне стыдно самого себя. Вот почему я все бросил и уезжаю. Сегодня я зашел к маме, но не застал. Так мы и не встретились. Расскажи Мише о том, что я узнал, передай ему, что я помню его и люблю. Война разметала нас в разные стороны, и, кто знает, удастся ли нас всем свидеться. Но я решил написать тебе правду, потому что больше никогда не стану лгать. Прощай. Поцелуй Шуреньку. Прости меня. Шура.»
