Учась забывать себя, ты не умел забыть о товарище.
И как раз в ту пору встретилась тебе Сима (ты-то знаешь, что ее тоже зовут иначе). Она училась в техникуме на курс младше.
Я ничего не знаю о том, как это начиналось, но знаю теперь, что происходило в твоей душе. Сима, видно, понимала: ты полюбил всерьез — и это ей как будто нравилось. Так мне кажется сейчас, когда — в который раз уже! — перечитываю твои дневники.
«…Нотабене: человеку нужно только трудное счастье. Извечная житейская «проблема»: кто любит, того не любишь, кого любишь, тот не любит, — может быть разрешена без труда только ущемлением интересов одного из двоих, потому-то она и не решается легко.
…Я когда-нибудь сверну себе шею. За необузданность своих слов и дел приходится расплачиваться, это точно!
Сегодня у нас с Симой произошла небольшая (ли?) размолвка (надолго ли?),
Мы должны были идти в театр. Она позвонила и сказала, что не может пойти, потому что приезжает ее сестра. Дудки! Это отзвук вчерашнего. Сразу я не понял всей глубины нашей ссоры, а сегодня до меня дошло, что мне придется возвращать Симино уважение, и кто знает, как это удастся. Я люблю ее еще больше за это…
А тогда… Какой черт потянул меня за язык сказать ей такое? Мы подошли к воротам ее дома.
— Дальше не ходи, — сказала она, — у нас во дворе много народу.
— Ну и что?
— Не хочу сплетен.
И тут я ляпнул:
— Ты вообще… ведешь себя, как невеста.
— В каком смысле? Чья?
— Ну, не знаю чья.
Я сделал шаг в сторону ее дома, но она отошла и прислонилась к воротам.
— Понимаешь, просто не хочу сплетен. У нас здесь такие люди… Просто не хочу, понимаешь?
— Нет, не понимаю… Но когда-нибудь пойму.
— Когда-нибудь поймешь… Время нужно.
Она оттолкнулась от ворот и пошла домой, ничего не сказав.
— Завтра в семь, Сима!
Молчание. И в тишине ее шаги.
— Слышишь?..
И вот позвонила и отказалась идти в театр.
Что будет? Я еще больше люблю ее, и от этого мне радостно, и знаю, что и она имеет ко мне какое-то чувство, и поэтому обидно за свою глупость, тысячу раз обидно.
Что делать?
Я бы, по идее, должен сейчас ходить с повешенным носом, но меня распирает дурацкая радость, радость за Симу, что она такая. Такая именно, какая есть, гордая и прекрасная».
«25-го…
Снова пишу. И все о том же. Анализирую и ищу истину, которая, если иметь терпение, придет сама. Но все-таки «стараться открыть и ничего не открывать так же интересно, как стараться открыть и открывать» (Марк Твен), а посему старательно ломаю сотни замков, дабы добыть истину.
