– Боже милостивый! – пожаловалась она. – Я всегда терпеть не могла крикливых евангелистов. Но такого за всю жизнь не слыхала.
– Скоро он скиснет, – забавляясь, пообещал Джек. – Он тоже ведь не железный.
– В госпитале все торчат у телевизоров, – надула губы миссис Притчет. – Это вредно отразится на мальчике. Я всегда старалась воспитывать в нем рациональное отношение к миру. А это место явно ему не подходит.
– Разумеется, все это не для него, – согласился Джек.
– Мой сын должен получить хорошее образование, – доверительно и в то же время чопорно поведала миссис Притчет. При этом поля ее широченной шляпы тряслись, как крылья у курицы-наседки, почуявшей коршуна. – Я хочу, чтоб он узнал величайших классиков, испытал все красоты жизни. Отца его звали Элфрид Притчет. Это он осуществил замечательный рифмованный перевод «Илиады». Я считаю, что и в жизни обычного человека искусство должно занимать не последнее место. Вы согласны?.. Жизнь юноши от этого станет богаче и содержательней.
Миссис Притчет оказалась почти столь же несносной, как и Тетраграмматон.
Мисс Рейсс простонала, повернувшись спиной к экрану:
– Я больше не могу!.. Этот скверный старикашка с его бредятиной…
Лицо ее нервно задергалось.
– Хочется схватить что потяжелее и запустить ему в голову!
– Мэм, – промямлил ей Лоуз. – Этот старый хрен вам устроит такую жисть, как вам и не снилось. Хоть вы што угодно делайте!..
Миссис Притчет жадно вслушивалась в акцент Лоуза.
– Региональные говоры так ласкают слух! – нежно проворковала она. – Откуда вы родом, мистер Лоуз?
– Из Клинтона, штат Огайо, – ответил безо всякого акцента Лоуз.
Реакция миссис Притчет оказалась для него неожиданной. Он бросил в ее сторону яростный взгляд.
– Клинтон! Огайо! – не замечая красноречивых взоров, повторила в бессмысленном восторге миссис Притчет. – Я там была проездом! В Клинтоне очень милый оперный театр.
И она принялась перечислять свои любимые оперы.
– Вот это женщина! – обернулся Гамильтон к Марше. – Такая и глазом не моргнет, если даже весь мир провалится в тартарары.
Говорил Джек негромко. Но именно в этот момент закончилась гремящая проповедь. Гнев и ярость отбушевали на экране, комната мгновенно погрузилась в тишину. Джек смутился. Ведь его последняя фраза явственно прозвучала в наступившей тишине.
Сильвестр медленно повернул свою голову на тонкой индюшачьей шее.
– Прошу прощения?.. – прошипел ледяной голос. – Вы хотели что-то сказать?
– Совершенно верно. – Отступать Джеку было некуда. – Я хочу поговорить с вами, Сильвестр. Нас семеро, кому хочется взять одну кость… А вы держите ее другой конец!
