– Что… что мне делать? – прошептала она.
Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
– Это долго не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с тобой. Лоуз еле волочит ноги… И говорит с негритянским акцентом.
– Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
Происшедшие перемены могли впечатлить кого угодно. Прежде шелковистые каштановые волосы теперь висели тусклой паклей; кожа стала серой и угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные плоскостопием и обросшие мерзкой волосней. Одета Марша тоже весьма странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли… с торчащими грязными носками. Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
– Что ж, выходит, я абсолютно прав.
– Это Бог, наверно…
– К Богу это не имеет никакого отношения. Скорее наоборот. Имеется тут некий ветеран войн по имени Артур Сильвестр. Спятивший солдафон, уверовавший фанатично в свои шизоидные религиозные заморочки. А люди вроде тебя для него опасные радикалы. У старика весьма конкретное представление насчет того, как должен выглядеть радикал. Особенно молодая, радикально мыслящая дама вроде тебя.
Грубое лицо Марши исказилось болью.
– Я выгляжу как… как отрицательный герой мультфильма.
– Ты выглядишь так, как воображает себе Сильвестр. Он также думает, что негры непрерывно шаркают подошвами. Так что нам, я думаю, несладко придется… Если мы не выберемся из мира идиотских фантазий Артура Сильвестра как можно скорее, то нам конец.
Воскресным утром Джека разбудили шум и грохот, царившие в доме. Сразу припомнилось загадочное предсказание Лоуза о каком-то недобром событии, ожидавшем их в начале Божьего дня.
Из гостиной неслись рев и скрежет. Гамильтон очертя голову бросился туда и обнаружил, что телевизор непонятно как включился и экран не только ожил, а, похоже, взбесился. Картина представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из динамиков шел девятый вал убийственного рева – наверное, такие звуки должны нестись прямо из адских пределов.
Постепенно до Джека дошло, что это, скорее всего, воскресная проповедь самого Тетраграмматона.
Выключив телевизор, он прошлепал обратно в спальню. Несчастная Марша свернулась в кровати бесформенной грудой, уклоняясь от солнечного света, бившего в окно.
– Пора вставать, – сказал ей Джек. – Разве ты не слышишь, как Всевышний вопит в гостиной?
