«Мария Сорокина служила у меня горничной с 1905-го по 1910-й год. Рекомендую её как девушку честную, строгую, умелую и почтительную». И подпись: «Граф П. Уваров», с широким и затейливым росчерком.
Адель Львовна снова оглядела пришедшую с головы до ног. Смотрел на неё и Ваня. Ему очень хотелось, чтобы взяли эту Машу, но сказать этого он не смел. У Маши были спокойные серые глаза, но, когда она улыбалась, они становились такими ясными и тёплыми, что и Ване сразу стало тепло на душе. Улыбками этот старый барский дом не был богат.
С минуту длилось молчание, как будто все изучали друг друга. И вдруг Маша снова улыбнулась и сказала:
— Я, барыня, и причёсывать умею. Графиня парикмахера не звали, всегда я их причёсывала. Даже на балы.
— Правда? — оживилась Адель Львовна.
Но за раскрытой дверью вдруг раздались тяжёлые шаги хозяина. Адель Львовна сразу вся как-то сжалась, а Ваня присел на корточки и притаился за её спиной.
Дядя Кузьма вошёл в комнату и остановился, широко расставив короткие ноги и засунув руки в карманы брюк.
Маша почтительно поклонилась:
— Здравствуйте, барин.
— Кто такая? — бросил он, обращаясь к жене и не отвечая на приветствие.
— Горничной нанимается, — сухо ответила жена.
Харчев хмуро посмотрел на Машу.
— Грамотная?
— Чуть-чуть грамотная, барин, — совсем тихо ответила Маша и опустила глаза. Улыбка исчезла с её лица.
— Не подойдёт! — отрезал Харчев. — Терпеть не могу грамотной прислуги! Зазнаётся больно!
— Ну вот! — Адель Львовна от возмущения даже сбросила ноги с кушетки и села, тем самым обнаружив Ваню.
— Это что такое? Почему ты тут?! Марш наверх! — закричал на него Харчев.
Ваня бросился из комнаты.
Он вбежал к себе, подобрал с пола учебники, сел за стол, раскрыл грамматику на первой попавшейся странице и, подперев голову руками, уставился в неё глазами. Пусть дядя входит, — Ваня занимается!
Но мысли Вани были внизу, в будуаре тётки. Что там?.. Ясно: тётка хочет взять Машу, а дядя назло будет отказывать. Кто одолеет на этот раз?..
Минут через десять он услышал скрип ступенек и непривычно весёлый голос Адели Львовны:
— А наверху слева — комната барчука, а направо — твоя каморка. Там у нас и покойная Даша жила, там и умерла. Не будешь бояться, что привидится?
— Нет, барыня, я не робкая, — ответил голос Маши. — И я буду очень стараться, чтобы барин был доволен!
Ваня даже подскочил на стуле. Взяли Машу!
* * *
За обеденным столом в этот день прислуживала уже новая горничная. Ваня украдкой наблюдал за ней. Та ли это Маша? В чёрном платье, в белом накрахмаленном переднике и такой же наколке на гладко зачёсанных волосах, прямая, строгая, со скромно опущенными глазами, она бесшумно входила в столовую, внося одно за другим блюда, и так же бесшумно уходила. Дядя сидел хмурый и ни разу не взглянул на неё. Тётка не могла скрыть торжествующей улыбки — на этот раз она победила! Обед прошёл в глубоком молчании.
