— Деточка, вы еще так молоды. — Серафима Евгеньевна снова на слезах. — Вы не знаете, что такое не иметь детей. Не знаете одиночества. А это кара. Страшная кара.
— Да ладно вам, — машет рукой Виолетта. — То-то вы под гнетом этой страшной кары так хорошо выглядите! Ухоженная, сытая, без жилищных проблем. Никто вас не обобрал, в дом престарелых не выставил. Моей бабке, между прочим, тоже под семьдесят…
— Деточка! Как можно!
— Да можно! Небось наврали Кучеренко, что вам шестьдесят? Ха! Почти семьдесят!
— Шестьдесят восемь, — шепчет Серафима Евгеньевна.
— Все равно это кошмар! Шестьдесят восемь! Мрак! Так вот моя бабка тоже еще жива. — Ирисова громко всхлипывает. — И мамаша регулярно отбирает у нее пенсию, потому что свою жалкую зарплату пропивает с очередным хахалем. Я, правда, давненько не была в родном доме. Да, заботы у меня ни о ком нет. — Виолетта победно смотрит на Зосю. — Но я не ребенок! Мне такое приходилось в жизни делать, такое, такое… — Она вдруг спохватывается, что опять ляпнула лишнее, и замолкает, соображая, как вывернуться. И тут Люська кидается к блондинке:
— Дрянь! Ты зачем бабушку обижаешь?!
Виолетта увертывается, визжит:
— Ай! Уберите от меня эту бешеную кошку!
— Дрянь! — Люська все-таки добирается до ее волос и дергает за белокурую прядь изо всей силы: — Дрянь!
Виолетта спрыгивает со стола: Люська ей до плеча не достает. Блондинка очень легко отшвыривает ее прочь:
— Да уберите эту ненормальную! Что я такого сказала?
Люську успокаивает Зося. Потом негромко говорит Виолетте:
— Ты еще своего допросишься.
— Что-что?
— По-моему, надо выпить, — поднимается с дивана Алексей Градов. — Пива.
— Мне водки, — решительно говорит Люська.
— Вот-вот. — Виолетта язвит, держась от нее на расстоянии и с опаской косясь на Люську-Апельсинчика. — Все с этого начинают. Ты сопьешься, точно говорю. Сопьешься. И Сережа тебя бросит.
— Кто… кто… кто… сказал ей, как зовут моего мужа? — Люська по очереди обводит глазами Градова, Ирисову и Зосю.
Серафима Евгеньевна рассеянно говорит:
— Я же не имела в виду ничего плохого. Мы просто разговаривали.
— Заступайся за эту ведьму, заступайся, — усмехается Виолетта. — А она, между прочим, не такая простая. Ведь нам всем надо быть перед телекамерами хорошими. Бабулька-то профессиональная актриса. У нее роль доброй старушки. А я девушка простая и естественная.
— Я давала Вите уроки актерского мастерства, — продолжает оправдываться Серафима Евгеньевна. — Это же ее заветная мечта, стать актрисой.
