— Идет. Но ты первый.
— Нет, ты!
— Ты!
— Детский сад! — раздраженно выкрикивает Нефедов. — Ладно, слушай: я много работал в архивах и нашел упоминания о странной шкатулке, передававшейся из поколения в поколение в роду потомков Елюй Чу-сая. Мне удалось проследить историю вашей фамилии. Я обнаружил, что Чусаевы живы до сих пор. Я даже видел шкатулку!
— Видел?!
— Ну да. Лет пять назад я встречался с твоим ныне покойным дядей. Представился любителем древностей, предлагал купить у него шкатулку, да он отказался. Ну, а дальше ты знаешь — Николай Севостьянович умер, шкатулка по наследству досталась тебе. Наше знакомство в гостинице «Татарстан»…
— Было не случайным?
— Да.
Я зло матерюсь.
Нефедов иронично улыбается. Сволочь! Пересиливаю желание схватить «Бур» и выстрелить в его выпуклый потный лоб. Одному мне в горах не выжить, это раз. А два — я не он. Я не стану стрелять в безоружного. Хотя у него же есть пистолет. Но все равно — не стану.
Чтобы отвлечься и успокоиться, спрашиваю:
— У тебя есть предмет?
— Нет, — Нефедов проводит большим пальцем над бровями. — Глаза. Видишь? Если бы я владел предметом, они поменяли бы цвет, вот как у тебя. Кстати, именно то, что твои глаза стали разноцветными, подтвердило мои догадки о предмете в шкатулке.
— А откуда ты узнал? Вроде в гостинице у меня все еще было в норме?
— Один твой приятель рассказал. Не бесплатно, конечно.
— Бики?
— Нет, его звали Виктором.
— Витек?!
Скриплю зубами. Положительно, сегодня день неприятных новостей и открытий. Витек Галимов, верный мой друг с самого детства, оказался стукачом. За моей спиной за деньги — за деньги! — он рассказывал обо мне Нефедову. Вот и верь после этого людям…
— Мне, конечно, стоило немалых трудов держать тебя в поле зрения. А когда я увидел, как действует конь, как он коверкает твою судьбу, то даже испугался, — продолжает вещать профессор. — Сложнее всего оказалось с Афганистаном. Но я хитрый. И умный.
— Не то слово.
Неожиданно он отрывисто приказывает:
— Теперь ты!
Теперь я… Вроде бы я обязан сказать правду; как известно, уговор дороже денег. Но у меня есть твердая убежденность: таким, как Нефедов, нельзя давать в руки власть. А волк — это именно власть, безграничная и жестокая.
Собираюсь с духом и медленно произношу:
— Твой Пржевальский был прав. Он почти нашел. И умер буквально в двух шагах от…
— От чего?! От могилы или тайника?
— Я не знаю, — пряча глаза, отвечаю я, а про себя думаю: «Я и так сказал достаточно».
