Большое шоу. Вторая мировая глазами французского летчика | страница 93
— Алло, секция Макса Ред, Ред-2 здесь, пожалуйста, помогите мне; я сбил его.
Это звал на помощь Джимми.
«Фокке-вульф» вернулся, выполнив злобный поворот со скольжением, и мне пришлось затормозить настолько резко, что я остановился и смог выровняться лишь с помощью достаточно рискованной полубочки, которую выполнил прямо над верхушками деревьев. Мое сердце ушло в пятки. Теперь я, в свою очередь, открыл огонь по «фокке-вульфу», но ублюдок ловко увернулся на своих коротких крыльях, и я упустил его.
Я набрал высоту, применив технику Иммельмана. Снова вступила артиллерия — обычное переплетение красных и зеленых звездочек. Я поднялся к облакам с открытым дросселем. «Фокке-вульф» исчез; схватка продолжалась, возможно, всего шестьдесят секунд.
В тот момент напротив меня я увидел «спитфайр», плавно скользящий вниз, его винт едва вращался. Длинное облако горящего гликоля тянулось из его продырявленных радиаторов, я прочитал буквы эскадрильи и почувствовал удар кулаком в живот, который выбил из меня весь дух, — «LO-S», это был Джимми. Я прошел довольно близко, чтобы посмотреть. Я позвал:
— Алло, Джимми, ты в порядке? Ответа не последовало.
Я хотел хоть чем-то помочь ему, а не сидеть и с ужасом беспомощно наблюдать за гибелью друга. В кабине я мог принять лишь слабую неопределенную позу, навалившись на руль управления, но прямо сзади, в фюзеляже, увидел ряд сияющих дырок через одинаковые интервалы.
— Выбрасывайся с парашютом, попытайся, пожалуйста, ради бога, Джимми!
Медленно «спитфайр» вошел в крутое пикирование, как если бы он пытался выполнить петлю внутрь. Я закрыл глаза, чувствуя тошноту. Не осталось ничего, кроме пылающей массы у обочины.
Возвращаясь, я чувствовал текущие по носу слезы. Что скажет Макс?
Я молил Бога, чтобы Дамбрел вернулся. Быть растерзанным на куски в таком положении — четыре против двух — какой позор! О боже, сделай так, чтобы Брюс вернулся, сам я не мог оправдываться.
Бух… Наконец-то Лонгли. Возле «спита», который упал на край взлетно-посадочной полосы, была суетливая группа. Я пролетел над ней, чтобы взглянуть. Пилот, слава богу, размахивал руками; это был Брюс, живой и невредимый.
Когда я приземлился, то увидел, что Сатерленд был полностью разбит. Ему только что сообщили о смерти Джимми и Муса Мансона, его двух лучших друзей, это известие добило его. Когда он услышал об обстоятельствах, то впал в один из своих неистовых приступов ярости, и нам с капитаном пришлось силой сдерживать его, чтобы он не совершил что-нибудь отчаянное.