Ей казалось, что в ней сейчас живут два человека. Мысли ее были с Фульвио – возлюбленным мужем, которому она давала клятву верности. Когда дон Рамон брал ее, она закрывала глаза и воображала себя в объятиях супруга; тело же ее упивалось любовью испанца.
– Прекрасная… божественная Зефирина… ты чувственна и нежна, настоящая женщина. Я люблю твое тело, твою грудь… Я больше не смогу без тебя, моя восхитительная возлюбленная.
Восхищенный дон Рамон, не переставая, ласкал ее золотистую кожу.
«Вот… у меня есть любовник, у меня есть любовник…», – повторяла она, удивляясь, с какой легкостью сменила свой титул честной жены на титул любовницы. «Я делаю это только ради Луиджи и Фульвио», – говорила она себе, чтобы заглушить угрызения совести. Она знала, что это не совсем так.
Насладившись ее сосками и опьяненный нектаром, источаемым золотым руном, доводившим его до безумия, дон Рамон встал и отправился за вином и фруктами.
Вытянувшись на широкой кровати, Зефирина разглядывала мускулистое тело мужчины, освещенное трепещущим пламенем свечей. Совершенно не смущаясь своей наготы, дон Рамон вернулся, неся поднос со сладостями.
– На соседней колокольне пробило полночь.
– Мне пора, – сказала Зефирина.
– Я хотел бы защитить тебя от грядущих опасностей… от жизни, быть может, даже от тебя самой, Зефирина.
Говоря эта слова, Рамон де Кальсада продолжал ласкать живот Зефирины.
– Ты чаровница, – шептал он, готовый вновь вступить в любовную схватку.
Она поцеловала его в шею и нежно, но уверенно оттолкнула от себя.
– Рамон, скажи мне, прошу тебя… Что произошло сегодня утром?
Дон Рамон вздохнул. Он лег на спину, заложив руки за голову.
– Это не моя тайна, Зефирина, она принадлежит «сама знаешь кому». Если он узнает, что я проговорился, я ломаного гроша не дам за свою шкуру; но я больше не могу да и не хочу ничего от тебя скрывать… «Он» послал меня за твоим сыном в монастырь святой Клариссы…
Зефирина села, поджав под себя ноги.
– В монастырь святой Клариссы, – повторила она упавшим голосом.
– Да, похоже, что ребенок находился на попечении одной женщины по имени Тринита Орландо…
– Донья Гермина, – прошептала Зефирина, став бледнее белоснежных кружев подушки.
– Негодяйка нас переиграла. Она вручила мне того бедного крошку, которого я привез сегодня утром. Но клянусь тебе, я ничего не заподозрил.
– Я верю тебе, Рамон. Но почему ты потом ничего мне не сказал? – жалобно проговорила Зефирина. – Я бы собрала своих людей, мы бы осадили монастырь.
