— Пошли на плантации, а сами в лесу? Ты что-то несуразное несешь. — Арчил подозрительно покосился на Гвади. Но Гвади невозмутимо подтвердил;
— Не знаю, чириме. Говорю, как было…
Арчил, уже не скрывая своего беспокойства, глядел туда, куда показал Гвади. Там не было видно ни Геры, ни Найи. Лицо Арчила скривилось.
— Хм… — хрипло вырвалось у него. Хлестнув коня, Арчил приподнялся на стременах и поскакал в глубь леса, но вскоре остановился.
— Так, та-ак! — подзадоривая, крикнул Гвади. Этим возгласом он подтверждал, что Арчил едет по правильному пути, и выражал недоумение, почему он вдруг остановился.
Арчил, видимо, почувствовал, что не очень-то удобно ему гоняться верхом за Герой и Найей на глазах у колхозников. Он несколько раз звучно вытянул плетью своего мерина и поскакал обратно, к деревне. На Гвади он даже не взглянул.
Гвади по свисту плети догадался, что стрела попала в цель и сердце Арчила пылает злобой. Он снова с удовольствием растянулся на своем ложе. Даже по спине было видно, до чего Арчил уязвлен: он удалялся, пригнувшись к самой шее коня, точно его переломили пополам.
У Гвади вырвался ядовитый смешок. Не скоро избавится Арчил от тревоги, которая запала в его душу! Шутка ли: Найя и Гера вместе пошли в лес…
«Так ему и надо! Пускай помучается! — говорил про себя Гвади. — А о чем ты думал, милый мой, когда уплетал мои мандарины да еще других угощал! Тоже — распоряжается без хозяина!»
И Гвади снова засмеялся, на этот раз уже не коротким своим смешком. Он был в восторге от собственной выдумки. Радость заполнила его сердце, не излиться ей в этом затаенном хихиканье. Эх, крикнуть бы всему свету о том, как он славно отомстил Арчилу, чтоб до последнего уголка дошла весть об этом замечательном происшествии. Да нельзя! Он вздохнул поглубже, набрал полные легкие воздуха и громко несколько раз крякнул, — только в этом звуке и мог он сейчас излить свою радость.
Арчил торопился. Выехав из лесу, он не стал нигде задерживаться. Даже домой не заглянул и на заводе не побывал. Остановив коня у ворот Гочи Саландия, он сам их отворил и въехал во двор.
Гоча стругал доску на верстаке, расположившись подле своего недостроенного дома. Тасия вязала шерстяной чулок, примостившись тут же на низенькой скамеечке. На носу у нее сидели старые, скривившиеся очки, вместо оглобелек их удерживали завязанные на затылке поверх платка тесемочки. Спицы так быстро мелькали в привычных пальцах, что за ними трудно было уследить.
