— Нет. Забудьте, пожалуйста, об этом. Это не имеет никакого значения.
Мерчант снова превратился в беспомощное, неспособное к действию существо. Филипп не стал даже пытаться переубедить его.
— Ну, хорошо, мистер Мерчант, тогда я сейчас иду в полицию, — вызывающе заявил он. — Если вы не хотите помочь своей дочери, это сделаю я.
Мерчант подскочил к Филу.
— Вы не пойдете в полицию, — прорычал он. — Если вы скажете хотя бы одно слово кому бы то ни было, я убью вас. Вы поняли? Я задушу вас своими руками.
Фил, сжав зубы, толкнул Мерчанта и, в конце концов, освободился из его больших рук. Но тот загородил ему дорогу к двери. Он готов был заплакать, но сдерживал себя.
— Теперь слушайте, — зло проворчал Фил. — Я никому не скажу, если вы так настаиваете, но при одном условии: вы мне все расскажете. Вы не понимаете, что вашу дочь убьют, если вы ничего не предпримете.
— Нет, они не могут ее убить, — робко возразил Мерчант. Они не убьют Пат, если я сделаю то, что они требуют.
— Вы когда-нибудь раньше слышали или читали что-нибудь о похищениях? — прошипел Фил. — Известно ли вам, много ли родителей снова в конце концов увидели своих похищенных детей? Знаете ли вы, как много выкупов было выплачено совершенно напрасно?
Мерчант закрыл глаза, все тело его дрожало.
— Мы ничего не можем сделать, — еле слышно прошептал он.
— Это вздор! — воскликнул Фил. — Почему вы не хотите попытаться?
Мерчант закрыл глаза рукой.
— Они сказали, что убьют Пат, если мы не выполним их приказаний. Если мы сделаем все, что они требуют, то ее возвратят нам.
— И вы этому верите? Вы доверяете этим подлецам?
— Что же я могу еще сделать?
— Вы можете, например, вместе со мной обсудить все, что знаем, и мы решим, каким путем следует действовать.
Мерчант в отчаянии поднял руки.
— Я не знаю, абсолютно ничего не знаю, — уверял он.
* * *
Комната была велика, она занимала почти половину этажа.
Окна выходили на Парк-авеню. Ковер цвета охры и мебель были прекрасно подобраны и выглядели респектабельно.
Большая часть мебели была в стиле Людовика четырнадцатого. Фил удивлялся, глядя на изумительно отделанный мраморный камин, на две обтянутые парчой софы, на концертный рояль орехового дерева и шесть больших картин на стенах, обтянутых серым шелком. Все без исключения картины были портретами кисти знаменитых мастеров.
В этой комнате царила особая атмосфера — та, которую могли создать только вкус и образование, — и, конечно, деньги. Она предрасполагала к вежливости и тихим разговорам на изысканные темы.
