Цветы апельсинов — они как слезы,
Их красят любовные бурные грозы,
Шафранные луны уложатся в масть,
А пурпур добавит безмерная страсть.
Их тут же потянуло друг к другу.
— Поешь о невозможной любви, Субаида?
— Пробую положить на музыку стих аль-Мутамида, чтобы ты не забывал о нашем деле. Мы должны поспешить. Не время отступать.
— А я не забываю, жду подходящего момента. Я завел знакомство с матерью-аббатисой — добрая женщина, — я лечил ее от стоматита. Она уже молилась за меня, думаю, скоро буду пользоваться ее доверием, не сомневайся. Дай время, у нас с тобой общие цели.
— Ты нашел могильные плиты, о которых я тебе рассказывала?
— Мое передвижение по монастырю ограничено, но за садом действительно находятся развалины, — доложил Яго. — Я искал спорынью, чтобы подлечить настоятельницу, и видел, как у одного из входов, которые монахини называют «шелковой лавкой», несколько послушниц, сидевших вокруг колодца, чистили, скребли и выглаживали стилетами, известковыми камнями и кварцевыми кругляками палимпсесты и древние пергаменты. На большинстве были видны остатки греческих, латинских, куфических и арабских письмен, это я понял с одного взгляда, потому что привык к ним еще в Салерно. Очевидно, что они располагают каким-то обширным источником, из которого делают свои scriptoria [79], после того как вычистят и отбелят.
— Ну вот, я же говорила, так оно и есть. Какое варварство! И только одному Богу известно, какие тексты они уничтожили из-за своего невежества!
— Судя по тому, с каким безразличным видом они предаются своему занятию, они действительно не ведают о ценности рукописей, которые так решительно уничтожают. Этим простодушным женщинам, если они на самом деле уничтожают библиотеку владыки твоих снов, работа представляется обыденной и занудной. Поди упрекни их в чем-нибудь.
— И все-таки надо бы прояснить, какую роль здесь играет эта коварная мать Гиомар. Наверняка это все исходит от нее, — убежденно сказала она.
Яго уловил в ее взгляде знакомый блеск несокрушимого упрямства. Он приподнял вуаль, провел пальцами по щекам девушки. Оба восторженно глядели друг на друга несколько мгновений, вместивших вечность, оба погружались в томную негу. Недолгий зимний вечер успел прикоснуться к их головам неясным отсветом. Медик, объятый сомнениями, не смел начать разговор на тему, с которой явился в усадьбу адмирала, но заложница, почуяв что-то, заволновалась. Ее любопытство было вскоре удовлетворено, он решился открыть то, что его беспокоило.
