Пророчество Корана | страница 83



— Следовало ожидать чего-то подобного. Но то, что ты сказал, ужасно, — сделал он вывод. — Надо предупредить Субаиду, а если нужно, то и адмирала. Вот канальи!

Судья поспешил успокоить молодого человека, видя его нешуточное волнение:

— Твоя пассия имеет достаточно хорошую охрану. Кроме прочего, с этим надо быть особенно осторожным, я приволок для нее письма от бабки, султанши Фатимы, а с ними, чувствую, и хорошие новости. Понимаешь, приятель?

— Послушай, а откуда тебе про нас известно? Ты меня просто убил, Ортега, — ответил Яго, теряясь в тревожных догадках.

— Там, на границе, я встречаюсь с мавром, который передает мне пакеты для сеньоры Субаиды. Думаю, адмирал знает об этом и смотрит сквозь пальцы, потому что лично ему я передаю сведения чисто военного характера, которыми он пользуется. Однако меня в любой день могут повесить за такое «нашим и вашим».

— Ты уж поосторожнее, Ортега. Мне не хотелось бы терять настоящего друга.

— Это моя работа, Яго. Мне это поручили когда-то мои закадычные друзья, хотя между собой они смертельные враги. Кожей я теперь хамелеон, слух получше, чем у лисицы, а нюх не хуже, чем у хорька. Могу извлекать выгоду из, казалось бы, бесполезных вещей, могу, как кабан, нарыть кое-что там, где вроде бы ничего и нет. В моих жилах текут две крови — иудейская и мавров, так что мне приходится крутиться, если я хочу выжить во всей этой заварухе. А как иначе? — Он поперхнулся, смачно отхлебывая из кружки.

— Прими мою признательность, Ортега, не забудь, я плачу в этот раз.

Он с чувством похлопал судью по спине, и они за оживленной беседой закусили вино маринованной форелью, а потом неверными шагами покинули забегаловку. Изрядно набравшийся Ортега остановился помочиться на углу грязной улицы, изрыгая проклятия по поводу паршивого борзого пса, который его обнюхивал. Яго, закутываясь в плащ, зашелся от хохота, наблюдая, как пес прыгал, уворачиваясь от струи. Он ценил этого жизнелюбивого и стойкого человека, который умел встречать суровую реальность с достойной наглостью.

По дороге домой он спрашивал себя еще и еще раз, стоит ли говорить о слухах Субаиде и нужно ли предупредить ее о новой угрозе. Ему казалось, что дело закручивается слишком туго, и его душу снова стало точить темное и невыносимое беспокойство, предсказывая грядущие беды.

* * *

Роскошная тюрьма Субаиды, дворец адмирала Тенорио, была почти необитаема. Яго прошел ворота ограды, его встретил приветливый, предупредительный Хаким и проводил в пристройку с побеленными стенами и светлыми окнами, где Субаида подбирала на скрипке аккомпанемент для стихов. Схватив друг друга за руки, они жарко поцеловались, медик вручил ей флакон с микстурой из лаванды и ириса для укрепления ее капризного желудка и мешочек снадобья для печени, настоянного Фарфаном на тычинках туберозы. На столе в беспорядке лежали астрономические таблицы, астролябия, гусиные перья и свитки папируса, помеченные непонятными знаками. Девушка стыдливо опустила шелковую вуаль на лицо, закрепив ее в волосах, тщательно заплетенных в косы. На пальцах ее сверкали драгоценные кольца, всем своим видом она выражала бесконечное почтение к своему врачу. Тронув струны смычком, она пропела высоким голосом: