«Епископчик, Епископчик!»
По бесконечному лабиринту переулков Севильи разносился двухтактный барабанный бой. Он отражался от стен с каждым разом все четче, багровый отсвет факелов высвечивал эскорт стражников, который вел приговоренного, подвергнутого жестоким пыткам. В бледном рассветном зареве стражники и осужденный ступали по заиндевевшей дороге по направлению к башне Минхоара, сопровождаемые сотней зевак, осыпавших их бранью. Новость облетела город, и толпа спешила не упустить зрелище.
Неяркое зимнее солнце еще не взошло, а вереницы жителей уже стекались к Восточной башне — месту исполнения приговоров. Нетерпеливая толпа, жаждавшая крови, заполонила ворота Аоара, смешавшись с поденщиками, шедшими по дороге из Кармоны. Жестокое зрелище не заставило себя ждать. На горизонте возникла голубая полоска, постепенно поглощавшая тьму, и тут же появилась повозка, в которой трясся осужденный. Толпа взревела при виде его, изрыгая проклятия и кидая камни.
— Смерть негодяю! — бушевала толпа. — На гарроту иноверца!
Слух о казни, распространяемый городскими сплетниками, дошел до Яго, который вместе с хирургом Исааком, Ортегильей и Фарфаном решил присоединиться к зрителям. Тот факт, что какой-то неверный может привлечь подобный интерес обитателей целого города, подстегивал любопытство, и они постарались пробиться как можно ближе, остановившись за два десятка шагов от эшафота. Народ кругом обсуждал преступление и личность виновника. Фарфан поглядывал на мрачную физиономию своего хозяина, который ненавидел публичные казни и никогда на них не ходил. Все же по какому-то наитию на этот раз он сделал для себя исключение из непреложного правила.
Неожиданно отблеск факелов и первые лучи солнца случайно сосредоточились на согбенном силуэте приговоренного, и это выглядело ужасно. Несчастный возник из мрака, и стало видно, что на нем не было живого места. Это было окровавленное чучело, тяжело дышавшее, издававшее при этом свист, похожий на звук кузнечных мехов. Босой, со спутанной бородой и в разорванной рубахе, он едва мог прикрыть срамное место. Потеки крови по всему телу, кисти рук отрублены, из культей сочится вязкая кровавая жижа. С какой же методичной обстоятельностью палач из Сан-Хорхе издевался над смертником! Однако присутствовавшие еле смогли сдержать вскрики оторопи и ужаса, когда увидели его пустые глазницы — две дыры, черные, как деготь. Глаза, волосы, зубы были вырваны — свидетельство бесконечной жестокости. Яго, охваченный состраданием, спрашивал себя: «Какое зло нужно было совершить, чтобы заслужить подобное наказание?»
