Оба врача, подкрепившись напитком из земляного миндаля, в сопровождении Ахмеда, слуги-мориска из лечебницы, пересекли жилой квартал монахов ордена Калатрава, лишний раз увидев, какую нищету принесло с собой чумное бедствие. Истощенные дети, голодный простой люд, полуживые нищие, ряды попрошаек, пустые конюшни, дома, заброшенные и разграбленные — все это являло собой роковую трагедию, породившую вдобавок смуту и недовольство.
На улице Каза мяса не было, продавали лишь потроха, а дикие кошки и собаки ценились на вес золота. У позорного столба на площади Сан-Франсиско уже побывали несколько обнаглевших торговцев, а столяры давно не делали ничего, кроме нетесаных гробов, за которые обезумевшие матери и вдовы чуть ли не дрались. Кварталы предместья превратились в территорию, где болезнь царствовала безраздельно — повсюду мусорные кучи, мертвые крысы и запах гнили. Здесь не было сладу с гибельной чумой.
— Жители, выносите своих мертвецов! — послышался наводящий тоску возглас.
Врачи молча обошли, закрыв лица, бойни Ла-Баркеты, после чего пробрались по изрядной грязи на аллее Репозо и оказались у подножия массивного центрального основания арки монастыря Сан-Клементе, основанного Фернандо III лет за сто до описываемых событий. Со своими усадьбами, лавками, мельницами, виноградниками и собственными работниками он стал самой богатой обителью города. Из-за сложности хозяйства он имел даже собственного управляющего. Ни от кого не было секретом, что с момента отвоевания Севильи у аббадиев в его стенах вершились запутанные дела кастильской политики, а также злокозненные предательства. Вот почему для Яго это место представляло собой вражеский бастион, противостоявший покойному Альфонсу XI и Элеоноре де Гусман, а теперь там плелись интриги против их детей.
Через узкие окна, отделанные белым и розовым камнем, свет проникал внутрь храма, где стояла мрачная статуя святого Климента с его неизменными атрибутами — тройным крестом, морским якорем и тиарой. Холодок пробежал по спине молодого человека, когда они объявляли о своем прибытии служке в грубом балахоне, который нервно отмахивался от мух.
Тяжело растворилась дубовая дверь, обитая гвоздями, скрип ее вспорол полуденный покой. Аббатиса со своим посеребренным посохом, комендант, монахиня, надзирающая за послушницами, и привратница ожидали их в портике церкви, отделявшем эту часть монастыря от дворов и садов исчезнувшего дворца Биб Рагель. Яго отметил отсутствие возмутительницы спокойствия доньи Гиомар, что его вполне устраивало.
