— Магистр, я не сомневаюсь в отношении эфира, сейчас не время предаваться спорам, но считаю, что механизм этой патологии надо искать в живых существах, которые по неизвестным нам причинам передают друг другу эту болезнь, — настаивал на своем Яго.
— Почитайте Авиценну, и вы убедитесь, сколь вы не правы, — бросил советник.
— Единственное, в чем можно быть уверенным, это в том, что эта напасть находится прямо перед нами. — Яго указал на больных. — Да хранит нас Бог.
Ректор Сандоваль, неспособный продемонстрировать хоть какие-либо медицинские познания, убеждал капитанов галер и альгвасилов держать больных в строгом карантине, не пускать к ним родных, которые уже просили перевезти заболевших в город, чтобы лечить их язвы или же похоронить.
— Настоящее проклятие Бога сказалось на этих несчастных, — тихо говорил дон Николас в кругу медиков. — Медицина мало может противопоставить каре за людские грехи. Тем не менее мы будем делать кровопускания и смачивать язвы шалфеем, однако никто с этих лодок не должен сойти на землю, вы отвечаете за это перед законом — под страхом виселицы.
— Вот видите, — сказал Церцер, снова обращаясь к Яго. — Вы считаете, что зараза передается с помощью живых существ, я вижу причину в небесных сферах, а наш декан, напротив, утверждает, что болезнь является следствием гнева Создателя. И мы еще будем кичиться нашей наукой?
Чумных арбалетчиков в камзолах, пропитанных потом, била дрожь и мучила жажда, они лежали между снастей, над ними роились мухи. Яго убедился, что у всех жар и воспалены железы под мышками и в паху, многих тошнило, отчего на палубе стояла дикая вонь, большинство молило о смерти, задыхаясь и харкая кровью прямо на месте — у них недоставало сил вставать к умывальным тазам. У многих кожа прорывалась кратерами потрескавшихся темных прыщей — признак близкой мучительной и неминуемой смерти. Сандоваль приказал зажечь сандаловые благовония и начать отпевание умерших.
Яго прикрыл нос и рот платком, на руки надел фетровые перчатки, методично обошел самых тяжелых больных, вскрывая им гнойники, всем давая снадобье, составленное им здесь же из армянского шалфея, лекарственной кашки и некоторых других компонентов, которое больные пили с жадностью в надежде на чудесное спасение. На берегу появились костры, в которых сжигали одежду, тюфяки и перевязочные материалы, а также была вырыта яма, в которой похоронили первых умерших. Яго хотел как можно раньше вернуться в город, чтобы предупредить друзей, в первую очередь Субаиду, Фарфана и Ортегилью, и даже посоветовать им покинуть город, поскольку понимал, что медицина здесь бессильна, а перспективы начинающегося бедствия непредсказуемы.
