«Вот это, что называется, высказала все откровенно, в лоб», — подумал Микеле. Он ничего не ответил, откинул назад голову и скорее смущенно, чем презрительно, посмотрел на Лизу. Она всем телом клонилась к нему из своего низкого кресла. Узкое платье натянулось, обнажив мускулистое бедро с розовыми подвязками. Микеле поразило, какое оно упругое. «Лизой и в самом деле не стоит пренебрегать, — подумал он. — Лео прав». Но тут же, отчасти из-за фальши, звучавшей в ее голосе, отчасти из-за низости собственных мыслей, он почувствовал к ней такое отвращение, что у него дрогнули губы.
«Нет, не этого я жду от любви», — подумал он. Опустил глаза и откинулся назад в кресле.
— Не смотри на меня так! — не дав ему заговорить, испуганно воскликнула она, увидев, что, воспламенившись было при виде ее оголенной ноги, он сразу же вновь отпрянул и застыл в неподвижности. — Не будь таким… замкнутым… Прошу тебя, ответь!.. Скажи искренне все, что ты думаешь. — Она умолкла.
Впервые с момента своего прихода Микеле услышал, как хлещет дождь по ставням, вспомнил о Лео, о сестре и матери, оставшихся в «Ритце».
— Что я думаю? — повторил он без тени иронии. — Думаю, что они все не возвращаются, что сегодня плохая погода, вот о чем я думаю.
Молчание. Лиза так и осталась сидеть, согнувшись вдвое. Больше говорить было не о чем и незачем. Все ее попытки безнадежно провалились, Она смотрела на туфли Микеле, а в душе была кромешная тьма. «Уж лучше было не отвергать Лео, — поймала она себя на мысли. — По крайней мере, сейчас у меня хоть он был бы».
В гостиной становилось все темнее. Тьма постепенно поглощала стены и мебель, она густела и мрачно опускалась на обоих, Лизу и Микеле. Слабый свет словно вырывал из темноты небольшую пещеру с низким дымным сводом. И в этом мертвенном свете две черные фигуры сидели у гроба, на крышке которого язычки пламени восковых свечей покачивались, мигали, все больше слабея, пока наконец не погасли вовсе.
— Что случилось? — с отчаянием спросила Лиза из ночной тьмы.
— Ничего особенного, — донесся до нее голос Микеле. — Из-за бури где-то, верно, порвались провода. Подождем.
Полнейшее молчание, тьма, шелест дождя. И вдруг Микеле почувствовал, что на руку ему легла рука Лизы, и безжалостно усмехнулся. «Самый удобный момент, чтобы простить, забыть все и в желанной темноте дать волю чувствам», — подумал он.
Но его измученная душа отвергала едкий сарказм, в своем воображении он видел иное, — он ищет Лизу в ночи, находит, прижимает к груди и целует, впервые искренне, крепко… Какие-то мгновения он еще боролся со своей слабостью, во тьме перед глазами мелькали совсем другие образы — мужчина и женщина, которых он увидел в роскошном автомобиле. И тут же вспоминал об обнаженной ноге Лизы, на которой сосредоточились все его желания. «Почему Лиза не та женщина, а я не тот мужчина?!» Слышно было, как ударяют капли дождя о стены виллы, тьма была непроглядной, глупая, нежная рука по-прежнему жадно ласкала его. Микеле не решался отбросить ее, потерять навсегда. Он отсчитывал секунды в надежде, что вот-вот загорится свет и разделит их. «О, рука, — молил он, — подожди немного… Ну хоть столько, чтобы можно было соблюсти приличия». Он попытался улыбнуться. Но свет не загорался. И тогда Микеле, сознавая, какой непростительной слабости он поддается, наклонился и поцеловал ей руку.
