Цыгане ещё не спешили спать — они сидели вокруг костра, разговаривали, пели песни. В резном кресле восседал на почётном месте цыганский барон — тот самый держатель балагана, с которым встретился Лён нынче утром. Теперь он был одет нарядно, да и вообще весь табор выглядел иначе — совсем не такими оборванцами, как в городе. Всё это было видно с небольшой высоты, на которой кружила белая сова. Ещё ей было видно, как подкрадывается к людям каменная дева. Вот один молодой парень отошёл от обоза и стал насторожённо вглядываться в темноту. Он отходил от своих всё дальше и дальше — словно его кто-то звал. Никто, кроме птицы, не видел этого. И вот от земли поднялась стройная фигура — она манила юношу к себе. Прекрасное лицо каменной девы освещалось лунным светом, глаза её были застенчиво потуплены.
Молодой цыган неуверенно остановился, рассматривая это странное создание, похожее на фантастический сон. Тогда глаза девушки открылись, и она глянула на человека.
— Иди ко мне, мой милый, я буду любить тебя. — пронёсся над сонным лугом дивный голос. И парень дрогнул — качнулся и зачарованно двинулся к ней.
Недалеко от этой пары опустилась на землю белая сова. Ещё мгновение, и на траве уже стоял обычный человек.
— Оставь его. — сказал он монстру.
Девушка повернула к нему своё лицо и некоторое время молча рассматривала. Потом двинулась с места. Глаза без зрачков смотрели, не мигая, — они зачаровывали. Лён почувствовал на себе мощный зов, идущий от каменной дьяволицы. Решимость покидала его, но в руке что-то резко завибрировало.
— Очнись, Лён! — крикнула Гранитэль.
Сознание вернулось так же неожиданно, как и оставило его минутой ранее. Он уже видел идущую к нему монстрицу — та не торопилась, словно пыталась получше рассмотреть новую добычу. Она неестественно улыбалась, и Лён вдруг понял, отчего. Улыбка становилась всё шире — рот растягивался. Лицо каменной красавицы утратило всякую привлекательность, оно растянулось вширь. А рот всё открывался, обнажая гораздо более зубов, чем может быть у человека. Жемчужные лезвия сверкали при свете луны. И вот безупречное лицо превратилось в чудовищную маску — сплошные челюсти, усеянные острыми зубами.
Борясь с тошнотой, Лён выхватил свой меч. Тот воссиял яростным белым светом, словно рвался в бой.
— Нет, Лён, не надо, просто уходи! — звала его Гранитэль.
Царевна длинным прыжком покрыла расстояние и тут же напоролась грудью на дивоярский меч.
Дикий рёв потряс ночную тишину, сменившись на пронзительный визг, от которого закладывало уши.
