Лён пытался вырвать своё оружие из тела монстра, но меч не расставался со своей добычей — он словно врос в сверкающее тело. Отбивая руками цепкие пальцы каменной девы, Лён дёргал за рукоять, потихоньку вытягивая его. Воющее существо повалилось на землю, держась руками за лезвие, а дивоярец, собрав все силы, упёрся ногой в тело монстра и рванул свой меч. Сверкающее лезвие с хрустом обрезало каменные пальцы, но сил явно не хватало — половина лезвия застряла в теле.
— Скажи слово, Лён!! — кричала Гранитэль. — скажи слово, иначе мне придётся нарушить Жребий! Тогда придётся отказаться от спасения Пафа!
— Какое слово?! — изнемогая от неравной битвы, отозвался он.
Демоница извивалась на земле, кидая противника из стороны в сторону и при этом бешено била своими твёрдыми ногами — один удар мог переломить человека пополам. Приходилось уворачиваться изо всех сил, а зубы чудовища щёлкали у самого лица, как сияющие капканы.
— Говорящий-С-Камнем, скажи слово камню!
Словно молния взорвалась в его мозгу. Два слова, звучания которых он не разобрал, сорвались с его губ, но смысл Лён понял хорошо — камень, повинуйся!
Монстр прекратил биться. Чудовищная пасть сомкнулась, превратившись снова в рот, глаза бессмысленно уставились в ночное небо, руки застыли в воздухе, а каменные пальцы остались лежать на истерзанной траве. Меч так и торчал в груди монстрицы, но сама она не шевелилась.
Лён, задыхаясь, поднялся с земли и прикоснулся к своим губам — ему казалось, что два слова, слетевшие с них, должны позвать за собой и другие слова неведомого языка. Он всё ещё ощущал в себе присутствие другой памяти, другого разума. Это Гедрикс — он снова был с ним!
Тогда Лён уверенно взялся за рукоять меча и бросил одно слово:
— Аллайс!
"Отдай!"
И без напряга вытащил клинок из камня.
— Что делать с этой тварью? — спросил он Гранитэль.
— Ты дивоярец, у тебя Каратель. — отвечала та.
Сильный удар обрушился на неподвижное каменное тело вместе с оглушительным словом — и драгоценные камни дождём полетели во все стороны. Мраморная пыль столбом взвилась в воздух и тут же осыпалась на землю. Тогда Лён огляделся и увидел застывших в ужасе цыган. Он уже собрался обернуться совой и улететь, как из толпы вышел владелец балагана.
— Прости, господин. — пролепетал он, выкатив глаза. — твои десять монет.
Лён хотел что-то ответить, но только махнул рукой. Он обернулся совой и взмыл над лугом. Внизу попадали ниц все циркачи.
***
— Ты вправе упрекать меня. — сказал он Гранитэли в глубоком раскаянии. — Я виноват, что не послушалася тебя.
