Образ её жизни при этом был отнюдь не затворническим, иногда она заводила романы, но – исключительно показные, ради ревности Новикова. А он, узнавая об очередном её увлечении, искренне радовался, в глубине души молясь, чтоб оно оказалось последним, в смысле – серьёзным. И чем слёзнее были его молитвы, тем безжалостнее потом била пo лбу реальность.
Со временем Олечка чуть поумнела и сменила тактику, взяв на вооружение пословицу «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Имея отдельную квартиру в трёх остановках от университета, она стала завсегдатаем общежития. Без неё не обходился ни один праздник в жизни Новикова, Дужкина или Алексеева, и все они высоко ценили её кулинарные способности. Но, естественно, просто так ничто никогда не делается. Найдя слабое место Новикова, коим было чревоугодие, эта замечательная девушка уже стреляла без промаха.
– Скажи, Лёша, это всё – правда, что ты говорил мне вчера? – страстно зашептала она, глядя в потолок. Новиков вздрогнул.
– Чтo я говорил?! – его нижняя челюсть глухо стукнулась о грудную клетку, глаза беспокойно забегали.
– Уже и не помнишь? Значит, ты не хозяин своим словам? – её шёпот задрожал. – Нет, ты, правда, не помнишь?
– Каким словам, Олечка? Подскажи хоть малость, прошу тебя, – Новиков заволновался сильнее.
– Ах, так? Я так и знала! И чего наобещал – тоже не помнишь? И как руки распускал?
– Я? Наобещал? Когда, Олечка? – как ни крути, но подробностей перехода вчерашнего вечера в ночь он не помнил.
– Не придуривайся! – шёпот перешёл в фальцет. – Свиньи! Сволочи! Скоты! Вы все такие! Вам главное – упиться, а на человека – плевать, на все его чувства!!!
– Так кто ж мне наливал-то?!
– За что ты так со мной, Лёша, за что?!! – слёзы хлынули водопадом Анхель.
В последние три месяца подобные диалоги стали повторяться не реже двух раз в декаду. Новиков, безусловно, сомневался в подлинности её слёз, но всё равно чувствовал себя, мягко говоря, погано. В такие минуты он всякий раз клялся, что с выпивкой завяжет, но… Но больно уж вкусен был приготовленный Олечкой ужин, больно уж ласкала взор и слух злодейка-«Пшеничная», Олечкиной рукой наливаемая из вспотевшей бутылки в его стакан. И никто ничего не мог поделать…
– Скажи, Лёша, ты меня ещё любишь? – она повторила свой коронный вопрос.
– Я же тебе сотню раз говорил, – в голосе Новикова звучала только мольба о пощаде. Но Олечка этого не заметила и зарыдала громче, специально не вытирая слёз.
