— Таких волос нет даже у Сив, — воскликнула поражённая Эймунда. — Как же можно прятать такое сокровище от людских глаз!
— Много охотников тогда найдётся косу расплетать.
— Никто не посмеет. Ты прислуживаешь в доме моего отца, а никто не посмеет обидеть его. — Видя, что Гореслава не понимает значения её слов, она объяснила: — Тот, кто обидит слугу хозяина — обидит самого хозяина. Никто, кроме него, не может наказать слугу, запомни это. Подай мне теперь сундучок.
Свейка достала жуковинье с бечетой, испестренный древними рунами, и надела на палец.
… Сразу после заката стали сбираться гости.
Первым пришёл Эрик, красный от ядрёного мороза, за ним — Рагнар с сёстрами, Олаф, Кнуд, смешливая Каргель…
Гаральд ещё до заката ушёл куда-то, поэтому молодым свеям да свейкам было раздолье. Однако, не долго им было сидеть рядышком да смеяться — Ари привёл с собой Гюльви. Старик сел в сторонке поближе к очагу, закрыл глаза и будто бы задремал.
Эймунда краше прочих девок была, а когда звенели да блестели на ней жуковинья, серьги да ожерелья, никто глаз отвести не мог.
Гореслава сидела в самом тёмном куту рядом с Эриком и слушала, что другие говорят. Поначалу девки друг перед другом нарядами похвалялись, но после умолкли, заслушались Рагнара, который какую-то древнюю баснь им рассказывал. Говорил он про девушку, что в звёздную зимнюю ночь поругалась с родными и ушла из дома. Долго скиталась она по свету, пока не попала в руки злого великана. Прожила у него три года рабой, делала всю чёрную работу, пока не освободил её смелый мореход. Уплыла с ним девушка, полюбила, но не судьба была им вместе быть: разбился корабль о скалы возле её дома. Он погиб, она жива осталась. Долго плакала, сама похоронила его, а после к дому пошла. Выпросила девушка прощения у отца с матерью, попрощалась с ними и отправилась в царство Хель. Нашла-таки она своего любимого, вывела на землю, и зажили они счастливо.
Когда Рагнар окончил свой рассказ, все наперебой стали просить Ари сыграть им. Свей с улыбкой вынул из-за пазухи свирель и заиграл. Музыка у него словно живая лилась из-под пальцев; свирель сама пела, жалобно и протяжно, как ветер осенний. И было в той песне всё: море и земля, грусть и веселье, лето и зима.
И вспомнился тогда Наумовне урманин, песню которого слушала она берегу Тёмной; тот, что счастливый талан ей предсказал. Сбудутся ли слова слепого скальда? Хотелось верить, что сбудутся, но пока всё по- другому выходило.
