Гореслава проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо. Она с трудом открыла глаза и увидела склонившуюся над ней Белёну Игнатьевну.
— Иди в горницу, бедовая. Шумно будет, отоспаться не дадут.
Не заметила девушка в глазах хозяйки гнева, хоть и внимательно смотрела.
— Вы не осерчали на меня? — спросила.
— А за что? Каждой девке замуж хочется, поэтому и гуляет она до утра. Только опосля говори мне о том, что поночёвнивать вздумаешь.
Гореслава кивнула головой.
В горнице, на перине девушка быстро заснула, однако и сквозь сон слышала она стук топора Добрыни Всеславича.
А во сне ей, конечно, привиделся Изяслав.
Кот-мурлыка тёрся о ноги, песни пел.
Гореслава сидела в горнице у окошка и с тоской смотрела на улицу. Со двора она третий день не выходила, а всё потому, что пошла в один тёплый денёк с парнями на речку. Солнышко сильно припекало; на небе — ни облачка. Вода в Тёмной прохладой манила, и, хоть и был серпень месяц, девушка решилась пройтись немного вдоль берега по мелководью. А парни, всегда на шутки и проказы падкие, возьми да столкни её в воду. Водица-то холодная была, особенно ввечеру.
Вернулась девка уже хворая, как от мороза дрожала. Мудрёна Братиловна перепугалась: как в глаза-то родичам Гореславиным посмотрит, если привезёт её в печище хворую. Хоть бежала девка без родительского позволения, да на её мужа телеге — значит, в Черене она ей за место матери. Быстро уложила Мудрёна бедовую в постель, молоком тёплым с мёдом напоила и побежала за Белёной Игнатьевной. "Ледея в руки свои Гореславушку нашу схватила, отпустит ли", — причитала кузнечиха, поторапливая хозяйку. Но плотника жена сказала, что девка быстро поправится; она-то в этом толк знала. Сварила травки лесные, напоила ими хворую. И исчез холод зимний, отступила Ледея.
… Вот и сидела Гореслава в горнице, пустым занималась.
Не было во дворе ничего приметного, всё как обычно. Добрыня срубы рубил, а сыновья ему помогали. Но вдруг прильнула девка к окну, притихла.
Во дворе заливалась Лисичка, Бирюк ей вторил. Увидала девушка, как подбежал матёрый пёс к воротам, ощетинился, зарычал.
Плотники топорами стучать перестали, обернулись на собачий лай.
У самых ворот стояли гости северные, а впереди тот самый рыжий бородач, которого Гореслава на торгу видела.
— Зачем пожаловали, люди добрые? — спросил Добрыня Всеславич. Он выпрямился во весь рост, скрестил руки на груди.
— Зря ты нас как гостей незваных встречаешь, — ответил бородач. — С миром к тебе пришли.
