— Кто это? — спросила Гореслава.
— Люди северные. С князем вороги они, да только сейчас мир у них. Вот и ходят по торгу, людей пугают.
Наумовна с опаской посмотрела на рыжего бородача и поспешила пройти мимо.
Только вышли они с торга на широкую улицу, а, точнее, на дорогу простую, что к граду вела — увидели пару серых в яблоках, в лёгкую телегу впряжённых, что шибко навстречу им неслись. Правил ими вихрастый парень в пёстрой рубахе. Народ в страхе разбегался; некоторые что-то кричали вслед вознице.
— Ой, бедовый парень, — прошептала Миланья, тоже посторонившись.
— Кто же это?
— Старосты сын. Раньше торговал, а теперь, — она махнула рукой.
Кони остановились в нескольких шагах от них; сын старосты усмехнулся и крикнул: "Девки красные, умницы-разумницы, приходите ввечеру к моему двору посидеть, погулять". Сырые в яблоках вновь вскачь понеслись — только пыль столбом.
— Знаю, что чернавка я, но нет у Славы Бравича стыда..
— О чём баешь?
— На девок падок да и на кулаках сойтись не прочь, от того что Бравич. Не ходите вы к нему — бедовый парень.
— Да я и не пойду, совесть девичья не позволит.
Гореслава ко двору шла да на град оглядывалась: не появится ли Изяслав на борзом коне. Но кметь, видно, подле князя был.
Когда вернулись, Хват Саврасую в телегу впрягал.
— Вовремя пришла, — сказал он, лишь только у ворот Наумовну приметил. — Бери вилы из повети и на телегу забирайся.
Гореслава огляделась: ни Добрыни, ни Егора во дворе не было.
Миланья вопросительно посмотрела на хозяйского сына.
— Нет, Миланья, сегодня ты с матерью останешься, по хозяйству ей поможешь.
— За сеном едем? — спросила Наумовна. В печище они тоже для коровушек ароматное сенцо на соседской лошадке привозили, но у Добрыни Всеславича коровы али другой скотины, окромя Гнедой, не было. Тут и поняла, что сено-то как раз для лошади и нужно.
— Ну, идёшь или нет, — Хвату ждать её надоело.
Гореслава молча взяла вилы и забралась на телегу. Неудобно было с вилами на неё влезать, но парень не помог.
Ехали они сначала по улицам, а потом свернули на луговую дорожку, вдоль Тёмной бежавшую. Речка эта действительно тёмная была, вода медленно в ней текла, неторопливо бежала в великое Нево.
— Была в печище у вас лошадёнка? — спросил Хват, пустив Саврасую рысью.
— Не было. У соседа нашего Тихона Славича была.
— Значит, и вожжей в руках никогда не держала?
— От чего же. Учили меня.
— Кто ж учил?
— Радий. Часто его Рыжуха нас терпеливо возила.
— Знаешь, к чему расспрашивал?
