— Эх, вы, — сказала она, — ко мне спасаться бежите?
И такой нежностью к этим робким существам наполнилась ее душа, что захотелось их всех захватить в руки, погладить атласные белоснежные перья, поцеловать маленькие белые головки, погреть в ладонях оранжевые босые лапки…
— Эх вы, — еще раз усмехнулась она, — а никого и нет, ничего и не случилось.
В это время из-за старой колоды выбежала собака. Она остановилась, подняла острые ушки и нерешительно завиляла хвостом. Это был рыженький Руфин Орлик.
— Ах, вот в чем дело, — сказала Женя, — значит, все-таки у нас гости! Ты что, Орлик, думал, что Руфа здесь? А Руфы нет, Руфа дома. Неужели у тебя никакого чутья — бежишь себе, да и ладно. Смотри, как ты моих уток взбаламутил, а? Ступай-ка домой, отчаливай.
Проводив Орлика за калитку, Женя вернулась к озеру. Тут она увидела, что пропустила какие-то очень важные минуты и не заметила, как звезды погасли в воде, а у противоположного берега, среди камышей, возникла светлая полоска зари.
— Светает! — радостно удивилась Женя.
И счастливая тем, что сумела продежурить всю ночь и ни разу не уснула и что ночь прошла так благополучно, обернувшись к уткам, деловито сказала:
— Сейчас кормить вас буду.
И утки поняли.
«Да, да, — закричали они, начиная ковылять вокруг кормушек, — корми скорее, мы уже проголодались, часа три совсем не ели ничего!»
Женя разнесла корм. Сон развеялся, работалось весело, легко. Она чувствовала, что в сердце родилась какая-то новая радость, которая заслонила тяжелые раздумья последних дней и согрела ее. Что произошло в ее жизни?
И вдруг поняла — сегодня, в своем ночном дежурстве, у нее раскрылась душа для той работы, которую она делает, она поняла, что, как это ни странно, начинает любить своих уток. Как они бросились сегодня к ней, ища защиты?
«Они — живые, к ним нельзя без любви…» — сказала однажды Руфа. Только сегодня ночью Женя поняла глубокую, сердечную правду этих слов.
Погожее утро бодрило, хотелось петь, отбросив все, что омрачает душу. Женя сбежала к берегу, сбросила туфли, вошла в розовую, еще холодную воду.
— Хорошо!
Приглядевшись к своему отражению, разбила его ногой. Она не нравилась себе: и глаза какие-то раскосые, и шея тонкая, и нос не поймешь какой — не то гриб, не то картошка…
— Ну и ладно! А не все равно? — проворчала Женя и принялась умываться.
Она плескала себе в лицо полными пригоршнями студеной воды, огнистые брызги далеко разлетались кругом, и сквозь эти брызги Женя видела: утки осторожно спускаются с берега и плывут, чуть шевеля лапками, сами розовые, по розовой заревой воде.
