— Ну как — справишься?
Женя неуверенно пожала плечами:
— Постараюсь.
— Не уснешь?
Это было самое опасное. Сон настигал ее врасплох, он просто захватывал ее на ходу, как только наступал час, когда она привыкла ложиться дома.
— На танцах небось не засыпаешь, — дразнили ее подруги, — и до самого утра можешь проплясать. А вот на работе…
Да, проплясать можно и до утра, тут сон не смел даже и близко подступить. А вот на птичнике при дремотном свете одинокой лампочки, под монотонный лепет утят, около теплого дыхания брудеров Женя ничего не могла поделать — пестрые сны лезли даже в открытые глаза.
Руфа до сих пор не доверяла ей ночных дежурств. И лишь сегодня в первый раз решила оставить ее одну — Женя сердилась и уверяла, что уже научилась не спать, что в прошлый раз всю ночь продежурила с Фаинкой и ни разу не уснула.
— Все-таки я с тобой побуду немножко, — сказала Руфа, — проводим полночь, а тогда и пойду.
— Как с маленькой, что ли?
— А ты не обижайся. Я не потому, что не доверяю. Мне просто самой хочется с тобой побыть… Как-то на душе — не знаю как сказать… ну, не скажу, что волнение, а так, зыбь какая-то… Шорников у меня тут был, сидел все. Наговорил, наговорил. Вот поработает в совхозе, окончит заочно курсы по подготовке в вуз — и пойдет изучать кибернетику. И, конечно, потом на Марс полетит.
— Он что-то часто к тебе забегает… — заметила Женя.
Руфа, занятая своими мыслями, не обратила внимания на ее лукавый намек.
— А мне, Женя, вдруг стало страшно. Мир такой большой, такой огромный-преогромный, и разные страны, и разные люди, и города, и моря, — чего только нет на свете. А я, что же я-то? Неужели так вот и просижу весь век у своего озера около уток? И никогда ничего не увижу? Вот говорят, что в Черном море, и в Средиземном тоже, синяя вода, совсем синяя, как василек. А если в ладони ее зачерпнуть, она все равно синяя или как? И горы — какие они? Видела я их в кино, но походить мне по ним хочется. И вообще… Нельзя же только в кино поглядеть — и ладно. А если самой, своими глазами, то как?
— У! — Женя беспечно махнула рукой. — Это просто. Вот будешь хорошо работать, дадут тебе путевку — поедешь да посмотришь. Даже и за границу можешь поехать. Эх, если бы мне такие печали!..
— Ну, что же, ты мою печаль рассудила, давай твою рассудим, — сказала Руфа, немножко задетая тем, что Женя не поняла и не захотела понять ее душевной «зыби».
Ведь не только о том думала Руфа, чтобы поехать и поглядеть. Быть может, ей хотелось и пожить какой-то другой жизнью и какую-то другую работу испытать, может, она потом и опять к своим уткам вернулась бы и сказала бы себе: «Нет, не пойду больше никуда, это мое настоящее место». А так, ничего еще не испытав, ни на чем больше себя не проверив, навсегда остаться с утками и поставить на этом точку… Грустно. Хоть и важная это работа, хоть и почетная, но что делать, если душа еще не улеглась, а требует чего-то нового, и тревожит, и зовет куда-то. Но как объяснить это, как об этом сказать кому-нибудь, если и сама она еще не разберется, куда зовет ее душа и о чем она беспокоится?..
