При входе в клуб была маленькая кладовая, где хранились музыкальные инструменты, спортивные снаряжения и всякое клубное имущество. Сегодня эта кладовая превращена в приемную для гостей. Арсеньев подозвал одного из дежурных.
— Ты знаешь всех наших ребят? Знаешь? Так вот, как будут приходить «те», — ты их сразу в эту комнатку: пусть ждут. Непременно пусть ждут.
— А других в кладовку не пускать? Только «тех»?
— Только «тех». Обязательно.
Когда Арсеньев отошел, дежурный заглянул в эту заветную комнатку. Ничего особенного там не было — цветы, большое зеркало и вешалка.
— Ага, понятно, — дежурный улыбнулся, — чтобы нафуфырились.
На будущий год он тоже войдет в эту комнатку!
…Наступил вечер, стемнело. В совхозе закончились работы, и народ, наспех отужинав, потянулся в клуб. Шли молодые люди из дальнего отделения совхоза, оглашая поля и перелески песнями и гармонью. Шли с хуторов. Шли, заполняя главную улицу совхоза. Встречались у клуба, здоровались, весело переговариваясь, входили на высокое крыльцо, устланное еловыми ветками. Дежурные с красными повязками на рукавах встречали гостей.
В комнатке с зеркалом на стене очень скоро стало тесно. Здесь собрались восемнадцатилетние. Все они — и девушки и юноши, — нарядно одетые, глядели друг на друга, словно виделись в первый раз, подшучивали друг над другом… Особенно доставалось Руфе, ребята просто донимали ее.
— Руфа, а ты зачем здесь? Сколько тебе?
— Сколько и тебе!
— Ну, зачем же обманывать, смотри-ка, ты мне и до плеча не достаешь. Иди домой, подрасти еще немножко.
— Не всем же с елку быть!
Девушки пришли в белом — так полагалось по обычаю.
У Жени Каштановой платье шуршало, блестело, обливало ее белым сиянием.
— А ты, оказывается, красивая! — с удивлением сказала Руфа, словно впервые увидев подругу.
Многие из совхозных ребят в этот вечер отметили, что Женя директорова, оказывается, и красивая и уже взрослая. И Женя, чувствуя, что ею любуются, краснела от затаенной радости.
Народу в клуб набралось битком. Пришли и доярки, и свинарки, и полеводы, и механизаторы…
С веселыми разговорами рассаживались по местам.
— Побольше бы праздничков, празднички не мешают!
— А ты, Кузьма, никак, выпил? Что-то веселый больно?
— Выпил! Если бы выпил, Арсеньев в клуб не пустил бы. Это — во-первых. А во-вторых, мой Петька сегодня тоже на зеленом стуле сидеть будет — ну как ты это понимаешь?
На стульях сидели уже чуть не по двое. И только два первых ряда, украшенных зеленью, все еще стояли пустые.
