Стоя на выступе скалы и уцепившись в нее пальцами, Ланкастер забыл о высоте и начал думать о бедрах Синтии. Он прищурился, наблюдая, как солнце освещает шелковистую поверхность внутренней части ее бедер. Его взгляд проследовал выше…
— Отлично! — крикнула Синтия, отвлекая его от неучтивой мечтательности. — Теперь можешь спускаться ниже.
В конце концов, чувство вины погубило его. Голова закружилась, он вслепую шагнул вниз и ничего, кроме воздуха, там не обнаружил. Другая нога поскользнулась, потные руки оторвались от скалы. Он падал.
Ветер, свистевший в ушах, заглушил крик Синтии до плача испуганной птицы. Ее лицо становилось все меньше, а грохот волн — громче.
Потом все остановилось.
Мир остановился, но он был жив, несмотря на полное отключение звука, света и воздуха.
Воздух. Он не может дышать.
Его мозг взорвался от страха. Он не может дышать.
Он вдруг почувствовал, как вокруг его шеи затягивается веревка. Он хотел уцепиться за нее, но ему не хватало воздуха, чтобы поднять руки. У него горели легкие, потом эта боль перекинулась на шею. Он умирает. Опять умирает.
Ник. Звенящий колокольчик напоминал звучание его имени.
— Ник! — Теперь кричал хор голосов, каждый голос старался перекричать другой, разнося его имя на многие мили.
Что-то тяжелое опустилось ему на грудь. Вспыхнул свет, в легкие ринулся холодный воздух.
— Ник! Господи, Ник!
Парившее над ним темное пятно превратилось в неясное очертание обеспокоенного лица Синтии.
— Тебе больно?
Он хотел кивнуть, но только мотнул головой из стороны в сторону.
— Где?
Она подвинулась, осматривая его тело. Она прикасалась к нему. Он видел, что она прикасается к нему, но поскольку больше ничего не чувствовал, то мог позволить ей это. Просто знать, что ее руки покоятся у него на груди, потом скользят по рукам и ощупывают ноги.
Ланкастер смотрел в небо и улыбался.
— Где тебе больно? — кричала Синтия.
— Просто… Просто лишился сознания от удара ветра, — смог произнести Николас.
— О Господи, ты уверен?
— Да.
Либо это, либо его позвоночник сломался как щепка для растопки камина. Но скоро они это узнают.
Синтия застыла на мгновение, тихая и невозмутимая, а потом рухнула на него, как кукла, у которой подрезали веревочки. Ее голова лежала у него на груди, а руки обхватили его плечи. Он ждал паники, но шли секунды, и все было тихо. Ланкастер захотел обнять ее, и у него получилось.
— Спасибо, Господи, — выдохнула Синтия.
Да. Спасибо, Господи. Он прижал ее к груди и поразился, что чувствует ее вес. Он обхватил рукой ее голову, волосы скользили под пальцами. Ее руки нежно поглаживали плечи Ланкастера.
