— Зачем мы туда идем? — пыхтел уставший Валичка, поспешая за припустившим в сторону ресторана Богданом.
— Надо! — на фоне светящегося вдали здания палец Богдана выделялся четко. — Надо! Там Бороров. Я чувствую.
Сбоку от входа, возле стены, стоял милицейский уазик, и прохаживались два сержанта. С ними же ходила, разговаривая, невысокая худощавая девица в зеленых штанах, заправленных в резиновые сапожки, и мужской рубашке в черную крапинку.
— Галя! О, Галя! — издали крикнул ей Богдан. Вот уже он присоединился к милиционерам и девице, стал что-то рассказывать, смеясь и разводя руками. «Опять, наверно, про хомутики», — уныло думал Валичка, подходя. Между разговором Богдан взял девицу за руку, и начал тихонько оттеснять ее от милиционеров: вроде как приглашал прогуляться. И она-то, кажется, не была против: отходила с ним, смеялась, разговаривала… Валичка встал поодаль, мучительно размышляя: что же ему теперь делать? Никаким Бороровым дело, кажется, не пахло, — а между тем предстояло еще добираться до Потеряевки… Валичка с надеждой глянул на милиционеров: может быть, Богдан упросит их, и они мигом домчат их на своей мощной машине. Однако покуда он так рассуждал, события приняли совершенно неожиданный оборот: девица вдруг скользнула за Богданову спину, заломив ему руку, и сзади изо всех сил ударила его по голове. Старый друг, искатель хомутиков, тяжело опустился на землю. Девица, отступив, горделиво глядела на него. Милиционеры же оказались безучастными: они как разговаривали о чем-то своем — так и продолжали дальше, не прервались ни на слово, не изменили интонацию. Разгоряченному быстрой ходьбой и дурным вином Валичке Постникову показалось вдруг, что здесь, в полутьме, происходит сцена из виденного когда-то жестокого цыганского спектакля. С кинжалами, местью, злой улыбкой судьбы, буйным завыванием крючконосых и лохмобородых. Красные кушаки, болтающиеся серьги, мониста на острых грудях… И сам он, в блестящих мягких сапожках с загнутыми носками, в алой рубахе с цепью через брюхо, в тюрбане, упирает свой тяжелый перст в поверженного и вопрошает грозным голосом:
— Зачем ты, женщина, ударила человека, который во всех отношениях лучше тебя?!
Подобно удару страшного грома, прозвучали в ночи Валичкины слова. Чуть ресторан, содрогнувшись, не сорвался с места и не унесся ко всем чертям, оставив после себя бетонную колизееву яму. И лишь стихли звуки Валичкиного голоса, — как Галя уже сделала шаг у нему, и тихо, шепотом, заглушившим, однако, вокально-инструментальное тумканье, спросила:
