Место во времени оказалось достаточно оживленным, если человек успел побывать здесь не единожды. Получалось, что она не одна рассуждала как дура, которая горы не обходила, а топала напрямик.
Каждую ночь перед подъемом Дьявол обваливал снег и катил лавину за лавиной вниз, мешая спать. Усни тут, когда земля ходит ходуном. Но зато на следующий день каждый молча благодарил судьбу, что Дьявол не где-нибудь, а с ними. Не единожды, особенно поначалу, Манька и Борзеевич срывались в пропасть и камнем летели вниз, и замирали мгновения, когда хватало времени приземлиться и покатиться кубарем, чудом оставаясь в живых. Или успеть схватить веревку, намотав ее на себя. Однажды Маньке довелось после трех дней подъема потерять все три дня, начав подъем сначала, взбираясь вверх без страховки и помощи со стороны Дьявола и Борзеевича. Но странное дело, сама дорога стала намного легче, быстрее быстрого нагнала она своих спутников уже к вечеру третьего дня, но гораздо выше, чем она их оставила. Совсем по-другому поднимался человек из проклятого города — много уверенней и очень ловко, иногда умудряясь устоять там, где бы и птице места не хватило, а иногда исчезая в одном месте, и вырастая в другом, совсем как Дьявол.
На вершину шестой горы поднялись к обеду.
И все повторилось точь-в-точь. Там тоже стоял призрачный город.
Торопились пройти мимо. Хотелось отдохнуть, выспаться, пожевать, хотя бы железо. Даже Борзеевич не искал ничего, чтобы узнать о жителях и времени, в котором они жили. Но Манька видела, как ему тяжело. Он иногда промаргивался и хлопал глазами, но как-то странно, будто фотографировал в уме. Отсутствующих домов здесь было вполовину меньше, чем в первом городе. Шли в полной темноте, освещая дорогу ветвью неугасимого полена. И человек в городе лежал, заключенный в статую, и лампа желаний, и сокровища на площади — вдвое больше, чем в первом городе, и жители плакали. Плач их болезный Манька слышала уже лучше. Но особо они не задерживались, понимая, что город исчезнет, как только они его покинут, и может, еще один человек присоединится к ним.
"Только как они будут жить?" — удивленно думала Манька, наблюдая за человеком, который шел через город в скорбном молчании, думая о чем-то о своем с презрительной усмешкой на губах, брезгливо переступая через людей и ненадолго задерживаясь в местах, где дома отсутствовали. Он был совсем как город, призрачный, и не во что ему было одеться, и не было ему пищи. Было его отчасти жалко. Сожалела, что не может поговорить с ним сама. Ведь как давно жил человек, и сколько мог знать…
