— Слу-шай! Может, это Дымка здесь поселилась? — предположил Мятлик.
У следующей промоины норка вновь вышла из воды. Кое-где на снегу осталась полоса от ее тела. Видно, лапки проваливались, и норка словно плыла по рыхлому снегу.
Впереди показался наш островок. Промоины стали попадаться все чаще, и норка все чаще уходила под лед. Но через несколько метров след на снегу появился снова.
Разглядывая след, я не заметил, как подошел к самому краю полыньи. Тоненький, припорошенный снегом ледок вдруг просел под моими лыжами, и я оказался в воде.
Речная струя ударила в лыжи, и меня потянуло под лед. Я закричал и раскинул руки. Лыжи заскрежетали подо льдом. К счастью, ледяная закрайка попала мне под мышку. Я уперся в нее и почувствовал, как одна лыжа, сбитая струей, отцепилась и уплыла. Я встал на освободившуюся ногу и подтянул правую, на которой еще болталась лыжа. Держась руками за лед, я сбросил ее с ноги и начал выбираться из полыньи. Воды было чуть выше колена, но я промок с головы до ног. Тут я услышал Клавин крик и увидел его перепуганное лицо. Клава стоял у закрайки льда и протягивал мне лыжную палку.
Едва я выбрался из полыньи, как вся моя одежда покрылась ледяной коркой. Мятлик сбросил лыжи и постелил на них свою куртку. Я снял валенки и, стоя на куртке, вылил из них воду. Пока выжимал носки, вся одежда на мне встала колом.
— Беги скорей домой, — размазывая слезы, проговорил Мятлик.
— Лыжи-то уп-плыли, — лязгая зубами, пытался я что-то сказать.
— На моих беги, я как-нибудь доберусь по лыжне, ты же мокрый.
Я попытался вдеть носок валенка в ремешок Клавиной лыжи, но он оказался слишком мал. Чтобы расстегнуть пряжку ремешка, я решил сбросить с себя задубевшую куртку. Но петли на пуговицах смерзлись, и из этой затеи ничего не вышло, как я ни старался.
— Иди так, скорей, — скулил Клава. — Беги!
Словно на костылях я сделал два-три шага и свалился. Ноги в смерзшихся штанинах не гнулись.
— А ну к берегу! — раздался вдруг за моей спиной чей-то голос. Снег хрумкнул, и возле меня оказался совхозный кормач Павел Евграфович, которого все ребята в Пушном звали попросту Графыч. Он подхватил меня под руки и, опираясь на ружье, выволок на берег. — Сейчас, сейчас, мы разом все устроим, — приговаривал Графыч.
Старик сбросил со спины свой вещмешок, прислонил к нему ружье и выхватил из-под ремня топор. В тот момент, когда он выдергивал топор, конец топорища задел за медную пряжку и ремень расстегнулся. Полы ватника распахнулись, и к моим ногам упала неживая белая норка. Графыч подхватил ее, бросил на вещмешок и шагнул к деревьям.
