Литвин повернул голову и посмотрел на Фрола Емельяновича. Тот, не удостоив его даже взглядом, подошел к Стасу.
— Да, получил, — сказал Малышев.
— Здесь еще заботы остались?
— Никаких.
— Тогда уезжайте, — сказал сотник и повернулся к литвину. — А с тобой мы еще поговорим.
Бездыханное тело парня подтащили к его подружке и бросили рядом с ней.
Егор помог Станиславу подняться на ноги. Он подвел к нему лошадь, помог сесть в седло. Стас посмотрел на девушку, лежавшую на траве в белом, расшитом цветами сарафане. Висок ее был рассечен, из раны на траву тонкой струйкой стекала кровь. Малышев не заставил себя уговаривать и вставил ногу в стремя.
— Поезжайте, — сказал Егор. — Я все закончу и с плотами вернусь.
Стас и Малышев развернули коней и быстро поскакали в сторону Москвы. До темноты им нужно было проехать сто верст.
Поначалу ехали молча, но как только стрельцы скрылись из вида, Малышев не выдержал.
— Ты что, собрался воле царя перечить?! Куды ты полез? Жизнь немила? Они тебе там же снесли бы башку и уехали.
— Прости, — чувствуя вину, сказал Стас. — Тебя могли вместе со мной…
— Меня бы он не тронул, потому что я Малышев. А вот тебе десятник собирался голову снять.
— Да я и сам понимаю, что глупо поступил, — вздохнул Стас. — Плетью обуха не перешибешь.
— Так куды же ты лез?! Царь беглых ловит, а ты поперек.
— Не принято так у нас. Чтоб сразу саблей да по голове. Вот и не сдержался.
— Это где же то у вас так не принято?
— Далеко, — снова вздохнул Стас. — Очень далеко.
В Москву въехали, когда уже было темно. И если бы не имя Малышева, которого знало пол-Руси, пришлось бы ночевать в поле. На Неглинной улице им преградили дорогу сторожа Решеточного приказа. Стас уже приготовился получить дубьем по голове и заночевать в темнице, как на шум вышел решеточный приказчик.
На счастье, он признал именитого горожанина и дал сопровождающего.
На стук в ставни вышел Семен, как всегда, с колом в руках. За Семеном стоял Иван, держа в руках оглоблю, а Игнат был снова с вилами. Напившись молока, Стас ушел спать. Сейчас он лежал на сеновале, раскинув руки и закрыв глаза. Запах сена действовал усыпляюще. Сон осторожно подкрадывался, словно кошка на мягких лапах. Произошедшее несколько часов назад уже не казалось Егорову таким страшным, как в первые минуты. Не казалось страшным умереть. А та восемнадцатилетняя девочка в белом сарафане, лежавшая на траве… В голове прояснилась картинка: маленькая, повернутая в сторону головка, милое личико с серыми глазами, ручеек черной крови, стекавший на траву от виска по переносице…
