Недюжинный ум был виден и в том, как ненавидел Кугуар человека.
— По тому, как он злится, — говорил ходивший за ним ковбой, — видно, что кто-то обошелся с ним, как болван. Но есть у него что-то на уме и помимо злости, он будто о чем-то скучает. Порой найдет на него стих — и меня подпускает, и радуется мне, будто принимает меня за кого-то другого. А пройдет этот стих — и не суйся к нему, так и брызжет пеной.
Первые два года Кугуар был самой свирепой из всех лошадей, какие только бывали на родео. Это было жестокое время не только для лошади, но и для всех, кто ходил за ней и пытался сесть на нее верхом. В сердце лошади было столько яда, что казалось, одной ненавистью она и жила, это была ее пища, и брусья, и колья, которые отделяли ее от людей, показывали, как она жаждет убийства: глубокие следы зубов и копыт говорили об этом достаточно ясно.
Не эта лошадь стояла перед ковбоем лет восемь тому назад. Тогда она не искала битвы и только хотела избавиться от человека, только старалась порвать веревку. И хотя недоверие и ненависть к человеку были у нее в крови, у нее не рождалось желания уничтожить, искалечить ковбоя.
Она немало бесилась в коралях «Рокин Р.», и Клинту не приходилось слишком зевать в седле. Но это была детская забава по сравнению с тем, как бесновался Кугуар. Между Дымкой и Кугуаром была такая же разница, как между человеком, играющим сам с собой в мирную игру, и игроком, который со злейшим врагом ставит всю свою жизнь на карту.
Кугуар убил бы себя самого, чтобы дорваться до человека, он не заботился о собственной шкуре и жил для одной только ненависти. Но как ни сильна была эта ненависть, он не старался причинить вреда никому, кроме тех, кто ходил за ним или пытался на нем ездить.
Возможно, это объяснялось тем, что кругом всегда было слишком много народа: трибуны были полны народа, народ толпился вокруг проходов и коралей родео. Может быть, эти толпы смущали его, и потому он смирно стоял, пока кто-нибудь не подходил к нему ближе.
Маленький веснушчатый человечек, который разделался только что с «большим финалом», подошел однажды к стойлу кораля, чтобы сесть на Кугуара. Он приехал из другого штата и в течение первых трех дней родео показал себя мастером в деле объездки дичков и в работе с быками.
— Ей-ей, — сказал он, когда Кугуара загнали в стойло для седловки, — я недаром отмахал столько миль, чтобы сесть на эту лошадку!
Он пощупал свои кривые шпоры, чтобы проверить, прочно ли они сидят на ногах.
