Его слава катилась из штата в штат — слава бойца, «людоеда», неукротимого дикаря, и по прериям, и по городам собирались толпы народа, чтобы посмотреть, как будут с ним управляться наездники, потому что одно это стоило во сто раз больше, чем входной билет на площадки родео.
Скоро по всему Юго-Западу из штата в штат народ только и говорил что о Кугуаре не иначе, как если б он был кинозвездой, актером или принцем Уэльским. Туристы из Европы и из всех частей Соединенных Штатов приезжали и уезжали и увозили с собой рассказы о неукротимости этой лошади. Устроители родео насторожились и принялись отбивать Кугуара друг у друга. Иметь Кугуара — значило иметь полные сборы, и пришло время, когда конкурент, поставлявший норовистых лошадей для родео, предложил за него чистоганом пятьсот долларов и ушел несолоно хлебавши. Вряд ли его уступили бы и за тысячу.
Каждое лето мышастую лошадь погружали в поезд вместе с другими неукротимыми лошадьми и выгружали на какой-нибудь из арен родео, каждые несколько недель три или четыре дня кряду на ней «ездили». Во время родео по два или по три раза на день взбирался на нее незнакомый ездок, распахивались двери «клетки», а из них вылетал визжащий, рвущийся ком стальных колец, обрушивался на арену, как бочка лавы, и земля взлетала из-под копыт до самой трибуны.
Судьи, «подымальщики» и все, кто стоял вокруг, превращались в глаза, чтоб увидеть каждое движение Кугуара. В это время никто не дышал, но не дышать приходилось недолго, потому что уж очень скоро вылетал из седла ражий ковбой, который в эти несколько мгновений успевал получить немало злых толчков и сразу приходил к убеждению, что даже такому прекрасному ездоку, как он, не стыдно вылететь вверх тормашками вон из седла — такова была эта лошадь.
Редко всаднику приходилось возвращаться издалека, и чаще всего только несколько шагов было между встающим с земли седоком и стойлом, из которого он только что вылетал вихрем.
Как норовистая, неукротимая лошадь, Кугуар не знал соперников: ни в этом, ни в соседних штатах не было лошади, которая могла бы поспорить с ним в умении прыгать и бить задними ногами, и, часто знатоки удивлялись, потому что всякий, кто понимал в лошадях, мог видеть, что у Кугуара нет прирожденной злобы, как у большинства брыкливых лошадей родео, у этой лошади было немало ума, это видно было по тому, как она сбрасывала с себя человека. Обычная брыкливая лошадь сплошь и рядом, брыкаясь, усаживает обратно в седло потерявшего равновесие всадника. Кугуар же, почувствовав, что человек подался на дюйм, никогда не возвращал ему этого дюйма. С этой минуты седло начинало уходить из-под седока.
