Пургой захлебнёшься, бураном застонешь?
И ты называешь всё это судьбой –
Что я, позабыв повседневную прозу,
Надменно несу на свиданье с тобой
Живого дыханья крещенскую розу?
С тобою осталась навек зимовать,
Забытая мной в неуютном домишке
Стихов моих первых сестрица-тетрадь,
Что позже прославит тебя, ставши книжкой.
Зачем я тогда же её не сожгла?..
Теперь же, по улочкам снежным слоняясь,
Я б, может, гораздо счастливей была –
На радость друзьям и зоилам на зависть.
***
На куриный переступ
Да на воробиный скок,
Тьме кромешной дав отлуп,
Прибавляется денёк.
Впрочем, курица – не птица,
И не сокол – воробей…
Неумолчно вьюга злится,
Колобродит у дверей.
Хоть и ходит величаво
Зимовея за окном,
Но на смену ледоставу
Поспешает ледолом.
Скоро, словно неудачник,
Не снеся былых обид,
Лёд скукожится, заплачет,
С рёвом к Волге побежит.
Что, сердешный, отсиялся,
Отыскрился под луной?..
Не топиться ли собрался,
Лёд Ледович дорогой?
Брызнет талою водицей,
Набираясь куражу:
"Не топиться, а родниться
С Волгой-матушкой спешу!.."
***
Неприкаянно, неприкаянно
Я свивала пути в кольцо…
И когда набрела на Каина,
Не узнала его в лицо.
Я сказала: "Богатым будете
Вы, проливший родную кровь…"
Он ответил: "Вы строго судите
Эту родственную любовь…"
Это что ж за любовь, идущая
Из библейских тёмных глубин –
Дочь, родную мать предающая,
На отца восстающий сын?
Мы к согласью прийти не чаяли –
Каждый правду свою искал.
Но лишь речь заходила об Авеле,
Собеседник глухо смолкал.
И в возникшей неловкой паузе
Мы тайком вздыхали с тоской:
"Почему же кинжал и маузер
Нам роднее, чем брат родной?.."
Погорюем так и – расстанемся.
Впредь не встретимся – жизнь коротка.
А пока… А пока… Апокалипсис
На Руси моей длится века.
***
Пора отрешиться от чепухи –
Чем я, собственно, хуже?
Бросила пить, курить и писать стихи.
Пора подумать о муже.
Был ввысь устремлён белопенный наив
Ветвей, расцветающих в мае.
Настала пора – и осенний налив
