И Мальчик пошёл задумчиво по реке, по притихшим волнам, водам и замочил только босые ступни...
Вода, как пыль, как глина, как камни только дрожала, расступалась под Его ногами, но не рушилась... Не впускала Его вода.
Он долго немокренно бродил по водам в задумчивости своей, и не знал, что Он бродит по водам...
... Отец, отец, что есть любовь между мужем и женой?..
А вода весной под ногами покорная, но ледяная... Ступни в водах ледяные стали...
Тогда Мальчик ушел в горы, окунул, опустил ступни в травы Его любимой горы Фавор, где тоже был, стоял слепой хамсин, но плыли над хамсином белые весенние облака...
Он долго бродил там.
И пастухи ясно видели, как Он бродил в облаках, а потом по облакам, и там, в небесах, ласкал орлов и грифов парящих...
Он говорил: "Я люблю гладить перья летящих птиц".
И они не сторонились Его, а подставляли крылья для ласки...
А в Назарете и окрестных селеньях говорили:
— Если Он опускает перелётных птиц с небес...
Если Он укрощает пеннобешеных волов...
То что Он будет творить с человеками?
И что тетрарх Ирод Антипа в яслях Его, в истоке Его, не нашёл Его?..
Молва пахла завистью, ненавистью, смертью...
Но галилейские пастухи, которые зорко видели Его на реке и на облаках, говорили с радостью: "От любви, от великой любви ходит Он по водам и по облакам..."
И ещё пастухи говорили зачарованно:
— Великий человек, родившийся в неказистом, богозабытом городке, похож на золотого шмеля, летящего над муравейником...
Муравьи узнают о золотом шмеле только тогда, когда он, мертвый, падёт на землю, и они будут пожирать его певучее, летучее тело и хрустеть его хрустальными крыльями...
Это великий человек...
А тут есть Бог... Ещё юный... Ещё Мальчик...
Бог явился в той земле и в том народе,
Где Ему более всего молились,
Где Его более всего ждали,
Где Его более всего любили,
Где Его более всего ненавидели...
Воистину!..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
— Отец, отец мой...Только что бешеный бык ушёл с назаретских улиц...
Но вот, по его следам, что ли, — прокажённый в язвах, струпьях гнойных живых, в которых даже волос молодой стал седым, бредёт по улочкам Назарета...
И прокажённый худ, и нет сил у него кричать о боли своей, и он только хрипит, и слюна его летит в пыль, как у пенного быка.
