Нашего Плотовщика не привлекали рифмы, поэтому он взял следующую книгу под названием «Семейная переписка». Он уже собирался отложить и ее, но тут заметил в ней подчеркнутые строки, которые некогда привлекли чье-то внимание.
«Ну-ка поглядим!» — заинтересовался Дюла, точно хорошая лягавая, почуявшая запах дичи.
«После знакомства», — прочитал он на открывшейся странице, а за этим многообещающим заглавием последовали главы «Признания» и «Переписка между молодым человеком и его нареченной».
«Глубокочтимая сударыня! Чтобы в однообразии серых будней (начало фразы было подчеркнуто) не потонули приятные воспоминания о нашем знакомстве и я мог бы считать их великолепным праздником, разрешите мне…»
«Ух ты! — поразился Дюла. — Что такое нареченная, черт побери?»
Далее следовало обращение к «обожаемой сударыне, крошечные ручки» которой с почтением подносил к устам Элемер.
Совсем забыв о своем обожженном теле, наш Плотовщик пробормотал:
— Ха-ха! Ну и чушь!
«Не могу передать моего счастья, — изъяснялся Элемер в главе «Переписка между молодым человеком и его нареченной», — ибо я, именно я, оказался счастливым смертным, который может назвать своими крошечные ручки несравненной Ирмы (слово «Ирмы» было вычеркнуто и сверху написано «Лили»).
«Сдувал! Дядя Иштван сдувал!» — с непочтительным хохотом схватился за бока наш Плотовщик.
Трясясь от смеха, он откинулся на спинку кресла.
И тут же последовала суровая кара. Глаза у Дюлы полезли от боли на лоб, и ему показалось, что кожа лоскутами отходит у него со спины.
— Ой-ой, — дергаясь всем телом, прошептал он тихо, чтобы не услышала тетя Нанчи, и с горьким презрением задвинул подальше на полку «Семейную переписку», не подумав о том, что и его появлению на свет предшествовало нечто подобное и что придет время, когда он окажется во власти тех чувств, о которых писал Элемер, ибо меняется только форма, но не содержание.
За ужином — несмотря на протест обожженной кожи — он будет исподтишка поглядывать на дядю Иштвана и потом тайком ухмыляться, уткнувшись в тарелку. Непонятно, как мог дядя Иштван, этот серьезный и порой даже мрачный исполин, вычеркнуть из книги «Ирма» и написать сверху «Лили», хотя, надо отдать ему справедливость, позже он окончательно вычеркнул из своей жизни и тетю Лили.
Но ужин в это утро представлялся еще очень далеким, и наш Плотовщик, убедившись, что кожа у него на спине цела, продолжал дальнейшие поиски, так как вещи, в удивительном беспорядке сваленные на нижние полки, сами просились в руки, и невозможно было понять, как они попали на это забытое кладбище прошлого. Там оказались новенький ножик и потертый кошелек, игрушечный кнутик и мундштук, музыкальная шкатулка и собачий намордник, шпора и образок, и даже небольшая мышеловка, которая заряжалась очень просто и захлопывалась при малейшем прикосновении. Дюла поиграл с ней немного, пока по неосмотрительности не прищемил указательный палец. Он обиженно сунул обратно на полку это хитроумное сооружение, и взгляд его снова остановился на книгах, у которых нет такой коварной пружинки. Но ему пришлось поспешно закрыть дверцу шкафа: в комнату вошла тетя Нанчи с цветочным маслом.
