Через несколько минут разгорелся огонь, и желтые языки пламени сквозь дым, сопутствовавший их рождению, начали лизать дно котелка. Потом оттуда пошел соблазнительный запах, который привлек внимание не только Серки, но и Лайоша Дюлы.
— Будет уха, дядя Матула?
— Будет, но только через часок. Видел, как я ее готовлю? Правда, горького перца я положил чуток меньше, чем надо было.
— Я люблю, дядя Матула, когда жжет во рту.
— Хорошо, — кивнул старик. — Потом попробуешь. А пока мы можем посидеть в прохладце, в шалаше.
Но Матула выразился не совсем точно, потому что под камышовой крышей тень, конечно, была, но прохлады никакой. Даже Серка, который вместе с людьми забрался в шалаш, высунул язык и принялся охотиться за нахальными мухами.
Солнце стояло в зените, и языки пламени исчезли в его ярком свете, только шипение воды в котелке да пар указывали на то, что костер прекрасно горит.
Но жизнь птичьего царства в полуденный зной не замерла, и Матула немного погодя указал на заросли камыша:
— Смотри. Вон у тополя цапля.
Точно огромная белоснежная пушинка плыла на горизонте. Затем цапля повернула и опустилась на болото.
Там ее гнездо, но птенцы уже выросли.
Вы их видели, дядя Матула?
— У нее трое птенцов. Сегодня мы не поспеем на них посмотреть, но в другой раз наглядимся вдоволь. Дома попроси двуглазку, а то, если мы подойдем ближе, они попрячутся в камыше.
— Бинокль? — догадался Дюла.
— Можно и так назвать. Он еще пригодится, потому как я хочу показать тебе еще и орла. Орла-белохвоста. К вечеру он садится на другой, старый, тополь и потом уж никуда не улетает. Сидит себе. Старик, бобыль. Сдается мне, пристрелили его подругу.
— А новую он не завел?
— Нет. Только одна у него и может быть, другой не обзаводится. Я помешаю немного в котелке.
Матула помешал уху осторожно, чтобы не раскрошить рыбу.
— Ты вечно тут как тут, — пожалуй, даже с одобрением сказал он не отстававшему от него Серке и ласково потрепал пса по морде. — Еще мать его мне служила, да и бабка тоже. Та была справная собака. Никогда не тявкала.
— А как же?
— Молча кусала. С того и начинала. Все обходили шалаш стороной, как огня ее боялись. Ведь в те годы еще таскались сюда разные людишки, а теперь при новых порядках и здесь все по-новому. Теперь и такая собака сгодится.
Серка при слове «собака» завилял хвостом.
Дюла слегка повел плечами под пропитанной потом рубашкой.
— Кажется, я капельку обгорел.
— Капельку? — покачал головой Матула. — Вечером хорошо бы тебе помазаться. У Нанчи найдется какое-нибудь подходящее масло. Надо было поостеречься. Умный человек на чужой беде учится. Но ты еще не человек, а малявка.
