— Пьетро! — вспомнил он.
Именно этими духами пахло от Пьетро Медичи, самого безвкусного из всех сыновей Лоренцо! Что хотела сказать ему Лукреция, надушив свое письмо «Слезами мадонны»? Что их отец — папа Александр VI — начал какую-то игру с Медичи, не известив Чезаре?!
Тонкие короткие волоски на затылке Борджиа поднялись дыбом. Так всегда происходило, когда он чувствовал опасность. Неясным внутренним чутьем, но он ощущал ее.
* * *
Чезаре вспомнил свой последний визит в Ватикан. Был день рождения папы Александра VI. Лукреция прибыла со своим мужем — герцогом Феррарским, который потел и бледнел от страха. В течение четырех дней он не притронулся ни к еде, ни к питью, а платье и простыни доставал из личного сундука, запертого на три замка. Сам одевался и сам стелил себе постель.
Александру VI исполнялось семьдесят. Но он был здоров и крепок как бык. Только сильно потолстел. Полные губы и оливковая лоснящаяся кожа ясно говорили, что в его жилах течет мавританская кровь. Однажды, когда кардинал Ровенна с издевкой спросил, от кого папа черпает свою неиссякаемую жизненную силу, намекая на расхожие сплетни о договоре семейства Борджиа с дьяволом, тот ответил: «Я ел много мяса, пил много вина и любил такое количество женщин, что не помню и десятой части. Полагаю, если Бог сотворил меня по своему подобию, то от постных скучных святош его тошнит».
На пиру Александр VI следил за своим зятем с плохо скрываемым раздражением. Наконец он поднял тост:
— Синьоры, взгляните, как хороша моя дочь! — воскликнул Александр VI. — Как она прекрасна! Как чудно вьются ее волосы! Как бела и нежна ее кожа! Как совершенно ее тело! Как умны и чисты ее глаза! Все это лишний раз доказывает, что порок, каким страшным бы он ни был, не оставляет на наших лицах никакого следа. За Лукрецию!
Он поднял кубок и выпил, не переставая следить, чтобы никто из присутствующих не поставил на стол полной чаши. Все выпили. Остался один герцог Феррарский, сжимающий в побелевших от напряжения пальцах серебряный кубок.
— Вы не выпьете за свою супругу? — спросил папа, глядя на зятя из-под черных густых бровей, резко контрастирующих с его гладким лысым черепом.
Последнее время его нижняя челюсть все время подрагивала. Казалось, что он постоянно что-то жует. Волны от этого жевания расходились по всему его тучному, рыхлому, словно разбухшему от воды телу. Казалось, что папа непрерывно дрожит, как огромное желе.
— Пейте! — взревел он.
