— Надоело здесь, пошли лучше в салон…
Внизу меньше качало, Люда немножко ожила и почти перестала зевать. Она сидела рядом с Костей, почти вплотную, но совершенно не касаясь его, и он лицом и всем своим телом ощущал идущее от нее легкое тепло. Чтоб нечаянно не задеть Люду локтем или плечом, он сидел смирно, напряженно и боялся дохнуть.
— Кость, а ты влюбился в Люду, да? — вдруг спросила Иринка.
У Кости сразу заложило уши, и он отпрянул к спинке сиденья. Женечка засмеялся, показывая мелкие зубки.
Костя не сразу пришел в себя, а когда опомнился, выпалил:
— Дурочка! Ничего ты не понимаешь!..
— Ужей обиделся, — хныкнула Иринка. — Слова сказать нельзя… Разве это плохо?
Люда прищурила глаза и едва заметно улыбнулась, и в этой улыбке было что-то смутно загадочное, тревожное, даже хитрое.
— Костя совершенно прав, — сказала она и прыснула, — мы еще маленькие, чтоб влюбляться, и мамы с папами нам этого не позволят, вот придет время — тогда другое дело… Правда ведь?
— Правда, — подтвердил Женечка.
А Костя все сидел, больно прижавшись острыми лопатками к спинке сиденья, и ждал, когда успокоится сердце и в голове перестанут метаться мысли. А сердце все колотилось и мысли все прыгали и метались, и он не знал, куда деться. Выскочить бы на палубу, да неловко: подумают, что он и правда… А он совсем не влюбился в нее, ну ни капельки! Ни в кого из девчонок он еще не влюблялся и влюбляться не собирается. Просто она красивая, и ничего другого. Замечательная. Все в ней не так, как у других. И лицо у нее совсем особое, и взгляд необычный. И плечи. И голоса такого ни у кого больше нет. И ходит она как-то диковинно, по-своему — легко и плавно, будто на кончиках пальцев, и поневоле кажется, что ходить ей одно удовольствие. И с ней интересно. А влюбляться в нее он не собирается. Ну, а то самое перо, перо грифа с вставленным в него стержнем… Чтоб никто ничего такого не подумал, его можно подарить Люде не просто так, а в день рождения или Восьмого марта…
— Ребята, а я слышал, наш дот будут ломать! — разбил его мысли голос Женечки. — Ни к чему он вроде у моря, серый, старый, некрасивый и портит вид…
— Ну, это если Сашка позволит! — отозвалась Иринка, и Костя стал потихоньку приходить в себя. И острые лопатки его уже не так сильно прижимались к спинке сиденья.
Три раза «Лебедь» приставал к причалам прибрежных поселков, лежавших на линии Кипарисы — Скалистый: на его палубу прыгало несколько отчаянных пассажиров, он отваливал и двигался дальше.
