Раздавались возгласы и стоны
в словно обновленной тишине,
и лежали мертвые вагоны,
как тела убитых, на спине.
С легким треском рассыпались пули,
мирно, как кузнечики в траве.
Страх совсем исчез не потому ли,
что в опустошенной голове
промелькнула мысль, как предсказанье:
сразу умереть не всем дано,
мне с тобою суждено свиданье,
долгое терпенье суждено…
Это было страшной ночью, летом.
Путь был залит ярким лунным светом,
Люди, лошади, орудья притаились
на пригорке в маленьком лесу…
Жизнь проходит. Предсказанья сбылись.
Я воспоминание об этом
бережно до гроба донесу.
В сумерках я просыпаюсь с привычною
неумолимой тоской по тебе…
Небо проходит над крышей фабричною,
туча огромною куклой тряпичною
словно застряла в трубе.
Снова страницы вечерней газеты…
Кончилась в Индокитае война,
падает золото – слитки, монеты,
мужа убила в припадке жена,
скоро появится новая мода,
месяц продлится плохая погода…
Длится, продлится – а счастья все нет.
Ночь, неизбежная ночь надвигается.
В окнах фабричных уже зажигается
синий, больничный, волнующий свет.
Нужно терпение. Было терпение…
Кто говорит, что не сходят с ума с горя?
Ведь завтра опять воскресение,
значит, и завтра не будет письма.
Лишь мысль об одном постоянна
на фоне расплывчатых дум.
Далекий, как шум океана,
доносится улицы шум…
Раскаты внезапного грома
откуда-то издалека.
Над крышей соседнего дома
светлеют уже облака…
Июльская ночь бесконечна,
не спится, и думаю я –
измена твоя глубоко человечна,
но как ограниченна, пусть высока,
суровая верность моя.
Как в одиночной камере рассвет,
под утро будит страшная тревога.
Чего бояться, если ада нет?
Не может ада быть по воле Бога.
И если мир любить – прекрасный, грешный, –
разлука с ним всё может искупить.
Я думаю ещё – уже теряя нить, –
что утешает только безутешный,
и лишь сомненье может убедить.
Я жду твоего возвращенья,
на время – я знаю – опять.
Я жду не любви, а прощенья,
но трудно – я знаю – прощать…
За грусть, за безумную нежность,
за памяти светлый мираж,
такой же, как моря безбрежность,
как южный любимый пейзаж –
причудливых лоз равномерность
и пальмы у розовых дач…
За бедность мою и за верность,
за праведный смысл неудач.
За то, что взволнованность эта
с годами опасней, темней…
За счастье короткого лета,
сгоревшего в несколько дней.
Жить в трезвости и созерцаньи,
в закате праздничного дня –
не замерзая без огня.
Зачаровать свои желанья,
прозрачно думать, слушать чутко…
Печальной музыкой рассудка
заполнить годы пустоты –
