Длинные белокурые волосы были приподняты и собраны кольцами. Спускаясь вниз к шее, они превращались в один большой локон. Локон опускался с правой стороны. Края локона немного не доходили до края декольте. На груди у Анастасии висел нательный крест и закрытый медальон. Больше никаких украшений не было. Даже колец. К этому наряду Анастасия добавила голубой веер. Пока она смотрелась в зеркало и пыталась понять, насколько бледность на лице не соответствует наряду, этажом выше происходил настоящий скандал.
Кузьма пытался образумить Петра, но все его попытки заканчивались полным провалом. Пётр был неумолим.
- Объявлено заранее, всем лицам мужского пола, быть во фраках! - который раз безуспешно повторял Кузьма.
- А мне дела нет до других, - повторил Петр, оглядывая в зеркале щёгольской гусарский наряд и начищенные до блеска чёрные сапоги. - Я в этом наряде пойду. А кому не нравится, пусть не смотрит.
Произнеся эти слова, Пётр покинул свои покои, оставив Кузьму в глубочайшей растерянности. Пётр был настолько занят мыслями о предстоящем бале, что, спустившись на второй этаж, по привычке направился в левое крыло где прежде находились покои матери. Когда он свернул из коридора и оказался рядом с покоями матери, ему пришлось остановиться. Он замер и, не мигая, смотрел перед собой. У крайнего окна спиной к нему стояла девушка. Заслышав шаги, она обернулась. Лицо Анастасии вначале выразило изумление, потом растерянность, а в конце осветилось радостью.
- Вы, сударь? Это вы? - раздался наполненный счастьем голос, от которого у Петра голова сразу же пошла кругом.
Он был не в состоянии ни говорить, ни отвести от неё взгляда. Он чувствовал, что в душе у него с новой силой вспыхнул огонь. И этот огонь начал разгораться всё сильней и сильней. Несмотря на всё своё самообладание, Пётр почувствовал, что его неудержимо тянет к Анастасии. Ноги сами понесли его к ней. Она стояла и с той удивительной нежностью, которая запала ему в душу ещё при первой встрече, улыбалась Петру. Внезапно, раздался голос отца.
- Пётр, вот ты где. А я тебя везде ищу. Но как же можно быть таким бунтарём? Почему ты не облачился во фрак?
Пётр видел, как с каждым словом отца, улыбка на губах Анастасии тает, уступая место бледности. Она опустила глаза, но прежде чем она это сделала, Пётр…сумел разглядеть в них боль.
Обнять, обнять, обнять…прижать к груди…сказать, как я её люблю…сказать, что за эту боль я готов тысячу раз умереть…
