— Ага, пришли полюбоваться на моего непрошеного гостя, так? — прогремел он. — А кто будет расплачиваться за кровать, на которой он лежит, за кровать, которую я мог бы сдать на ночь постояльцу за полтора пенни?
Джон проигнорировал жалобу хозяина:
— Где он, Биллем? Показывай. Аптекарь уже осмотрел его?
Толстяк фламандец указал большим пальцем в сторону деревянной лестницы, ведущей на второй этаж.
Там, поливает кровью мой матрас. Пиявочник появлялся пару часов назад, приклеил кусок пластыря на рану и сказал, что Господь поможет несчастному скорее, чем медицина.
Он выживет?
Биллем безразлично пожал плечами.
— Спросите меня через неделю, хотя я не собираюсь держать его тут целую неделю без оплаты. Разыщите мне его семейство, коронер. Надо же с кого-то содрать деньги за такого клиента.
Он повернулся, подхватил огромную пустую бочку и понес ее к задней двери.
— Бандиты здесь, если они вам нужны, — если только люди Ревелля не отпустили их на все четыре стороны.
Шутка стала уже избитой как в Эксетере, так и по всей стране, потому что в большей части территории Англии стоимость кормежки и охраны заключенных в тюрьмах ложилась на плечи местных общин. Многие предпочли бы, чтобы преступники скрылись, а потом объявились в лесах, лишь бы не платить дополнительные налоги на их содержание в тюрьме до того времени, когда они либо окажутся на виселице, либо предстанут перед генеральным разъездным судом. Нередко охранники, надсмотрщики и солдаты, получив взятку, отворачивались, давая пленникам возможность бежать.
Биллем протиснулся через заднюю дверь, и она с грохотом захлопнулась за ним. Коронер Джон и Гвин поднялись по ступенькам крепкой приставной лестницы, установленной перед отверстием, открывающим путь на второй этаж.
В отличие от «Буша», верхний этаж «Сарацина» был разделен камышовыми или сплетенными из ивовых прутьев перегородками на отдельные комнатки. Комнаты располагались вдоль стен и открывались все внутрь, к центру большого зала. В самых обустроенных комнатах лежали матрасы, наполненные высушенным папоротником, а в некоторых даже стояли низкие кровати. В большинстве же комнаток, сдававшихся по цене один пенни за ночь, не было ничего, кроме кучи соломы на полу.
Лишь одна из комнаток была занята, и коронер направился к входу. На убогом соломенном ложе неподвижно лежал мужчина, укрытый грубым серым покрывалом. Рядом с ним, держа раненого за руку и прижимая к его лбу мокрую тряпку, сидела на трехногом табурете пожилая монахиня. Услышав шаги, она подняла голову, и Джон увидел изборожденное морщинами умиротворенное лицо пожилой женщины, за долгую жизнь привыкшей иметь дело с мужской жестокостью.
