— Да, а что?
— Боюсь, из этого ничего не получится. Я, как я понял — лицо
квазигосударственное. А стало быть, моя личная жизнь неизбежно оказывается под
государственным контролем. Я ведь по сей день пишу аккуратные еженедельные
отчеты в известное ведомство. Да и потом, зачем портить кому-либо жизнь, я ведь
еще надеюсь выбраться отсюда…
— Куда? — с самой крепкой иронией спросил он. — Если оставить в стороне
родственные связи, что ты потерял?! Жалкую стипендию в тринадцать советских
рублей? Синтетическое питье из "развитых" стран, сбываемое в развивающиеся?
Лицезрение сатириков, на которых клейма ставить негде, и которых хлебом не
корми, дай посрать людям в душу? Из твоего повествования о ваших злоключениях я
единственного никак не пойму: ради чего все это? во имя чего? Кому вы хотите
всем этим доставить удовольствие? Создается впечатление, что у вас вся страна
живет по христианской заповеди о пощечинах. Но ведь так же не бывает?! И это
лишний раз меня убеждает, что наша страна может жить или при тоталитаризме, или
вообще жить не может.
Не успел я ответить на это, что когда герой одного фантастического рассказа на
машине времени попал в свою мечту, в ту же минуту он понял, что покинул
единственное пригодное для него место обитания, как надрывно зазвонил телефон.
Это был Владик Борин — наш общий с Вальдемаром друг. Он звонил по международной
линии из Марбурга, где уже год учился в университете по советско-германскому
студенческому обмену (Вальдемар рассказывал, что председатель германской
комиссии пришел в восторг от его расового типа: Владик был земляком Ломоносова).
Пока Вальдемар на русско-немецкой смеси переговаривался с Владиком, раздался
звонок в дверь — пришла Виола. Она уже научилась распознавать нас по выражению
лица: у Вальдемара оно было куда жизнерадостнее и самоувереннее.
Вечером по телевизору немецкий киножурнал о праздновании 1-го Мая: титры
предупреждали: "Евреям и их родственникам смотреть не рекомедуется". Горны,
сияющие небеса, улыбки людей; престарелый Курт Вальдхайм, которому члены
гитлерюгенда в белых рубашках и коричневых шортах дарят цветы; празднично
иллюминированный Большой Зал Рейха, салюты в виде распускающихся роз и маков;
немецкая рабочая семья — отец, мать и трое ребятишек — собрались вечером у
огромного телевизора; студенты-ботаники Гамбургского университета сажают тонкие
липы; в венском Пратере открываются фонтаны; сверхплановые фольксвагены сходят с
конвейера на заводе в Кракау; молодожены получают в подарок от бургомистра
