национальной принадлежности,
— М-да, все вы одинаковы, — с легкой мечтательностью протянула Виола (именно эта
мечтательность сводила меня с ума) и тут же рассмеялась сказанному.
— А поскольку, — продолжала Виола, — он слишком самодоволен, чтобы иметь лишь
одних друзей, началось разбирательство… И тут он вспомнил о тебе.
— В каком смысле?..
— Рассказал следователю о твоем существовании. Следователь сошел с ума — я не
шучу. И дело передали в Горуправление МГБ — это их компетенция.
— Так-так. Мой кузен, уж позволь мне его так называть, живет за счет моей вящей
славы. Я не удивлюсь, если он скоро будет показывать меня на ярмарках.
— Дело, конечно, секретное, но если кому рассказать — никто не поверит, так что
подписку о неразглашении с нас пока что не взяли. А вообще учти: мы сейчас под
наблюдением.
Это окончательно меня обескуражило. Я огляделся — мы стояли на перроне метро —
но никого подозрительного не заметил.
— Ну, как там, в Германии? — поинтересовалась она.
— Мама тебе тут подарки передала, — кивнул я на свой чемодан. — Это ведь вы
теперь станете невыездными?..
— Не знаю, а мой супруг полон мрачного оптимизма.
Вальдемар был дома и в отличном настроении:
— Приветствую берлинского паломника! Нас ждут великие дела, герр Вальдемар!
— В чем же они будут заключаться?
— Твоим появлением заинтересовались многие люди, до членов правительства
включительно. Ты можешь стать своего рола серым кардиналом нашей системы.
— Неужели мои познания столь важны, что ими интересуются даже члены
правительства? — с большой долей иронии спросил я.
— Как?! Неужели ты сомневаешься в колоссальной важности твоего появления здесь?!
Да ведь это событие сравнимо по масштабам разве что с изобретением радио! Если
бы ты мог быть рассекречен, ты был бы знаменитее Гагарина.
— Первым космонавтом, — поправил я его, — был барон Германарих фон Остгейм.
— Не придирайся к словам! Ты даже не представляешь, в каком диком восторге
десять НИИ, которые будут нас изучать!
— И Виолу тоже? — продолжал я иронизировать.
— Да нет же! Нас с тобой! — он был неистов, как Луи де Фюнес, — Наука
прикасается к самому неизведанному — к проблеме времени и пространства!
— Умерь свои восторги, Вальдемар. Мы во всей этой истории исполняем роли морских
свинок, а не все морские свинки доживают до конца эксперимента. И потом я вижу
разницу интереса ко мне со стороны науки и со стороны госбезопасности. Последним
я нужен, грубо говоря, лишь затем, чтобы назвать явки, пароли и клички. А как
