— Значит так. Как раз в том-то и фишка, что ни фига они ни "пэтриотами", ни радарами параплану не сделают. Он может идти над травкой, где его ни радар, ни ракета не возьмут. А может планировать по сто с лишним кэмэ с выключенным двигателем. Хочешь — гранату прямо в танковый люк положишь.
— Не мы первые такие умные, — сказал Димка, похлопывая рукой по каким-то ящикам. — У терцев есть парапланщики. Взрослые мужики, конечно… У нас вообще авиации почти нет, только переделки, настоящих боевых машин мало — вот уж точно в небо соваться опасно, заклюют. Ближайшие наши — ну, русские — самолёты в Саратове, в Воронеже… А мы чем бог послал обходимся. Но тут дело в том, что вот такими машинками врага можно здорово покалечить.
— Понимаешь, — снова заговорил Колька, — у них вся сила — тыл. У них бойцы фиговые, я тебе правду говорю, особенно тут. Ни турки, ни грузины, ни даже янки сами против казачков наших — не вояки. Немцы там разные — вот они могли бы с нами потягаться. Но они-то своих солдат амеросам давать не спешат… Беда в чём? Мы патроны экономим, раненых сколько гибнет, продуктов на фронте не хватает — тыл у нас плохой. А у них даже почта чок в чок приходит. Тылы работают, как часики швейцарские. А вот если им тылы расшатать — тогда ещё неизвестно, чей верх. Забомбить мы их не можем — сил нет, правильно Димка говорит. А вот зажалить — запросто.
— Погодите, — я покрутил головой. — Ну ладно. Ну, сделали вы эти машины. Ну и отдайте их в войско, чего лучше?!
Какое-то время все четверо молчали. Потом Колька сказал:
— У меня дружки есть… Коломищевы. Игорек, Денис, ещё один Борька… Ты видел, наверное, разве что не запомнил пока. А у них братьев-то четверо было. Старший, Лёшка, в этом году школу должен был закончить. А как всё это началось — он в реестр записался. Шестнадцать-то было уже… И во втором бою, прямо у отца, у дяди Антона на глазах… миной его. Он ещё жил сколько-то, Лёшка. Дядя Антон рассказывал: "Батя, — говорит, — не надо, я умирать не хочу, я жить хочу, прогони, прогони…" Это он про смерть, значит… А потом маму позвал — и вытянулся. Вот так… Он нам, младшим, прохода не давал, на учёт его ставили, колонией уже грозились… А теперь всё. Фотки одни остались… Ребята говорят — мать с работы придёт, на столе их разложит и смотрит, смотрит…
— Понимаешь, Коль, — Димка так и сказал — "Коль", но обращался он ко мне, а не к Радько. — Он берёт двести, ну — двести десять килограмм. Параплан. Если взрослый один летит — неудобно. Пробовали. Это ему надо за всё работать. Если двое — это считай сам. Сто шестьдесят килограмм, не меньше. Остаётся пятьдесят. А защита двигателя, а экипаж хоть чуть защитить? И выходит едва тридцать. А если двое мальчишек — это не больше ста двадцати. Плюс сорок килограмм. Семьдесят кэгэ боевой нагрузки. Семьдесят — и тридцать. Сравни.
