Заместитель начальника лагеря Шольц, что называется, рыл носом. Он затребовал из управления копии всех пропавших документов, изучил личное дело каждого пленного. наконец организовал тотальную слежку за всеми, кто передвигался по территории лагеря, были задействованы все стукачи, но результатов не было. Ничто не указывало на то, что в лагере действует шпион. Чувствуя беспомощность своего помощника, начальник лагеря сам подключился к расследованию.
Каждое утро он обходил всех узников и внимательно разглядывал каждого. После очередного такого осмотра, штандартенфюрер вызвал к себе заместителя.
— Ну, что? — спросил он, довольно потирая руки.
— Как всегда, ничего, — ответил тот, пожимая плечами.
— Запомните, друг мой, ни в одной армии мира нет идеотов, которые будут совать свои головы под пули без всякой причины — просто так. Номер 95007!
— Что, этот мальчишка!?
— Именно мальчишка. Посмотрите внимательно его личное дело. Обратите особое внимание на год рождения.
Заместитель раскрыл дело, и не поверил своим глазам. По документам выходило, что заключённому сорок пять лет.
— Они в суматохе подменили заключённого, — продолжал рассуждать штандартенфюрер. — Времени у них не было, и они схватили кого попало. А чтобы мы ничего не поняли, документы уничтожили.
— Феноменально! — воскликнул заместитель. — Как же вы догадались?
Если минуту назад штандартенфюрер был готов разорвать на части своего тупого заместителя, то сейчас подхалимаж поменял всё местами. Он отечески похлопал его по плечу и самодовольно сказал:
— Против опыта не попрёшь!
— Прикажете доставить? — вытянулся перед начальником заместитель.
— А связи? Неужели вам не интересно, зачем к нам прибыл гость с той стороны?
Неожиданно лицо штандартенфюрера стало суровым.
— Следить днём и ночью! О каждом его шаге докладывать мне лично!
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! — Заместитель в приветствие вытянул руку и вышел из кабинета.
Как бы странно это не казалось, но узнать время построения было гораздо труднее, чем составить карту лагеря и заложить её в тайник. Дело в том, что Василий ни слова не понимал по-немецки. Да если бы даже понимал, то всё равно ничего не мог бы услышать. Солдаты всегда находились на приличном расстоянии от пленных и услышать, что они между собой говорят, было совершенно невозможно. Администрация осуществляла связь с заключёнными только через бригадиров и старших по баракам, а те сами ничего не знали. Василий весь превратился в слух. Он слушал всё: и русскую речь, и немецкую, и даже шум взрывов на каменоломне, но всё было тщетно — время неумолимо приближалось к заветной дате, а задание командира рядовой выполнить не мог.
