И она вышла. Дверь за ней закрылась.
Мы постояли втроем молча, ожидая, пока ударная волна уляжется. Но у нас были, конечно, и другие проблемы, кроме трудностей Ронни.
Мика повернулся ко мне:
— Так есть у нас каша, которую надо расхлебывать?
— Я пока не знаю, — ответила я.
— Но ты думаешь, что ты беременна?
Я кивнула:
— Последний месяц я пропустила. Я хотела выяснить точно, а потом уже говорить. — Вздохнув, я скрестила руки под грудью. — Тест на беременность я не купила, потому что не знала, как его проделать, чтобы никто из вас не узнал.
Натэниел встал рядом со мной, сбоку, чтобы не закрывать от меня Мику.
— Анита, тебе не надо проходить через все это одной. Пусть хоть один из нас держит тебя за ручку, пока ты будешь ждать, поменяют ли цвет полосочки.
Я посмотрела на него:
— Ты так говоришь, будто тебе приходилось.
— Однажды. Она не была уверена, что это от меня, но других друзей, чтобы держать за ручку, у нее не было.
— Я думала, что я у тебя первая.
— Она узнала, что я ни разу в жизни не был с девушкой, и решила ликвидировать этот пробел. — Он говорил совершенно будничным голосом. — Я это не очень хорошо умел, но она оказалась беременна. Скорее всего это был кто-то из ее клиентов, но мог быть и я.
— Клиентов? — спросил Мика.
— Она была тогда в игре, как и я.
Я знала, что «быть в игре» — означает проституцию, но обычно у Натэниела «игра» — это было время, когда он был на улице. С улицы он ушел в шестнадцать.
— И сколько же тебе было лет тогда? — спросила я.
— Тринадцать.
Выражение моего лица заставило его рассмеяться.
— Анита, я ни разу не был с девушкой, но мужчин повидал много. И она решила, что мне надо знать, как это с женщиной. Она была моим другом, защищала меня иногда, когда могла.
— А ей сколько было? — спросил Мика.
— Пятнадцать.
— Боже мой, — сказала я.
Он улыбнулся — своей ласковой, почти снисходительной улыбкой, которая всегда напоминала мне, какая у меня была тепличная жизнь.
— И она оказалась беременна, — тихо сказал Мика.
Натэниел кивнул.
— Шансы все были за то, что это не мой ребенок. Секс у нас был дважды. Один раз — чтобы я понял, нравится ли мне это. Второй раз, чтобы я лучше научился.
Лицо его стало мечтательным — я раньше такого не видела.
— Ты ее любил, — сказала я как можно мягче.
Он кивнул:
— Моя первая страсть.
— Как ее звали? — спросил Мика.
— Джини, ее звали Джини.
Я едва не удержалась от вопроса, но он впервые заговорил об этой стороне своей жизни, и я спросила:
— И что было дальше?
